Деза. Четвертая власть против СССР

Кожемяко Виктор Стефанович

Начиная с 1943 года исчисление идет по-другому: как отношение суммы умерших за каждый месяц к сумме среднемесячных численностей заключенных. Если взять тот же 1934 год, то в январе умерло 2218 человек при среднемесячной численности заключенных 450 174, в феврале умерло 1890 человек при среднемесячном общем составе – 450 000 и так далее до декабря включительно. Сложение числа умерших дает за год ту же сумму – 25187 человек, но сложение среднемесячных численностей за весь год результат имеет иной – 7 304 301 человек. При делении первого числа на второе и умножении на 100 получается уровень смертности в 0,34 процента, то есть по сравнению с предыдущей методикой он существенно ниже.

Я пересчитал все данные по первоначальной методике, чтобы

можно было сравнивать. Из имеющихся данных явствует, что наиболее трагическим периодом для обитателей мест лишения свободы стали годы Великой Отечественной войны. Впрочем, как и для всего населения нашей страны. В ИТЛ и ИТК сказались увеличившиеся трудовые нагрузки, значительное сокращение централизованного снабжения и, как следствие, уменьшение продовольственного пайка, массовые переброски заключенных, включая срочную эвакуацию.

Наибольшая смертность в лагерях была в мае 1942 года, когда умерло 28 642 человека, а затем смертность идет на убыль и в октябре сокращается до 13 193. Напротив, смертность в колониях росла в течение года, достигнув максимума в летние месяцы, что было связано в первую очередь с массовой эвакуацией заключенных из регионов юга России и Северного Кавказа.

После окончания войны смертность среди осужденных резко снижается. Начиная с 1949 года коэффициент смертности (число умерших на тысячу человек) в ГУЛАГе был даже меньше этого показателя по стране. При всей условности подобного сравнения оно дает достаточно объективное представление о положении в ИТЛ и ИТК, о его динамике в послевоенное время.

В.К. Как, в каких данных можно подвести итоги о реальной смертности осужденных за все годы существования ГУЛАГа?

Ю.М. В лагерях, по сведениям САНО, умерло 1 миллион 34 тысячи человек, а по сведениям УРО – несколько больше, 1 миллион 167 тысяч. В колониях смертность составила около 570 тысяч человек. Таким образом, за время существования ГУЛАГа, с 1930 по 1956 год, здесь умерло и погибло приблизительно 1 миллион 737 тысяч осужденных. Почти 60 процентов от этого числа приходится на годы войны. С учетом такого тяжелейшего для страны времени средний уровень смертности в ГУЛАГе за все 27 лет его существования составляет 4,91 процента от среднегодовой численности заключенных.

Коэффициент смертности в ГУЛАГе колебался в зависимости от условий, которые были вне мест лишения свободы, и составлял в сравнении с подобным показателем в стране величину одного порядка. Число умерших в местах лишения свободы, за небольшим исключением, не превышало 2 – 3 процентов от смертности в целом по стране и существенного влияния на общие показатели не оказывало.

В.К. Конечно, любая смерть есть трагедия. И жизнь в заключении нельзя назвать нормой. Хотя, если наказание заслуженное, то понести это наказание – справедливо. Ведь никак не лучше, во всех отношениях, если преступники в массе своей не осуждаются, не наказываются, не работают в лагерях и колониях, принося пользу обществу, а вызывающе гуляют на свободе, что сегодня стало уже вполне обычным.

При этом меня поразил вывод, к которому пришел в результате своих исследований Александр Дугин. Как он пишет, «масштабы уголовно-правовой политики, связанной со сталинским периодом нашей истории, не слишком отличаются от аналогичных показателей современной России». В начале 90-х годов в системе Главного управления исправительных дел СССР находилось 765 тысяч заключенных, в СИЗО – 200 тысяч. Почти такие же показатели существуют и в наши дни. Но невольно думаешь: а если бы к находящимся в заключении прибавить всех тех, кто «по заслугам» обязательно должен бы там находиться, какие данные мы имели бы!..

На мой взгляд, из нашего прошлого хотят вывести оправдание любым нынешним безобразиям, поднять на пьедестал самую вопиющую несправедливость, воцарившуюся в стране за последние двадцать лет. А как же, расстрелов-то нет,

и нет ГУЛАГа. Значит, мы должны радоваться, ликовать, закрыв глаза на происходящее вокруг (в том числе на массовую смертность!) и проклиная все, что было в советское время. Но, во-первых, время это было очень разное, в зависимости от конкретных исторических условий. А во-вторых, даже самые суровые годы требуют конкретного и правдивого рассмотрения, исключая всяческие вымыслы, фальсификации, спекуляции.

М.М. Будем надеяться, что наш с вами разговор служит именно этому.

В.К. Когда-то Анна Ахматова очень броско выразилась: дескать, полстраны сидело, а полстраны охраняло. И это подхватили, внушили молодым! Но эмоциональный поэтический образ все-таки не отражает реальность доподлинно, в чем еще раз убеждают и те документальные фактические данные, которые вы приводили. Во имя истины необходимо, чтобы все поняли: Сванидзе, Млечин, Федотов, Караганов и прочие «десталинизаторы» просто лгут, когда говорят, будто все в Советской стране построили лагерники, а защитили страну – штрафники. Как вы считаете, в каких направлениях далее особенно важно продолжать разъяснительную работу?

Ю.М. Если люди будут знать, сколько чего на самом деле построено, создано в советскую эпоху и что из этого приходится на долю «лагерников», млечины и сванидзе станут для абсолютного большинства просто посмешищем. Если подвиг советского народа в годы Великой Отечественной раскроется для новых поколений во всей его потрясающей силе и полноте, вклад «штрафников» займет в нем реальное, то есть весьма скромное, место.

М.М. Очень важно конкретными выкладками разоблачать ложь о репрессиях, которая стала особенно расхожей. Например, о 1937 – 1938 годах, когда в привычно размашистом изображении «сажали» чуть ли не подряд, без разбора. Скажем, Рой Медведев пишет: в эти годы, «по моим подсчетам, было репрессировано от 5 до 7 миллионов человек… Большинство арестованных в 1937 – 1938 гг. оказались в исправительно-трудовых лагерях, густая сеть которых покрыла всю страну». Каким образом проведены эти подсчеты, остается неизвестным. А вот упоминавшийся нами Александр Дугин свою методику и свою численность, основанную на сугубо документальных архивных данных, не скрывает. И вот какая получается картина.

На 1 января 1937 года в исправительно-трудовых лагерях находилось 820 881 человек, на 1 января 1938-го – 996 367, на 1 января 1939 года – 1 317 195 человек. Много? Безусловно. Однако нельзя автоматически складывать эти цифры, чтобы получить общее число арестованных в 1937 – 1938 годах, как это нередко делается.

Одна из причин, поясняет А. Дугин, состоит в том, что ежегодно определенное число заключенных после отбытия срока наказания или по другим причинам освобождалось из лагерей. Эти данные такие: в 1937 году было освобождено 364 437 человек, в 1938-м – 279 666. Значит, поступило в 1937 году 539 923 человека, а в 1938-м – 600 724. Таким образом, общее число заключенных, вновь поступивших за эти два года в исправительно-трудовые лагеря ГУЛАГа, составило 1 140 647 человек. Больше миллиона, но все-таки не 5 – 7 миллионов по утверждению Р. Медведева!

При этом есть еще одно важнейшее обстоятельство, о котором, как правило, стараются умалчивать все, кто имеет целью не установление истины, а нагнетание «ужасов Советской власти». Мы уже говорили о том, что большинство заключенных составляли не «политические», а «обычные» уголовники. Но ведь тот же Р. Медведев привел «свои подсчеты» без какой-либо градации – вообще! Всех зачисляет в политические. Между тем А. Дугин уточняет и конкретизирует: по известной 58-й статье – за контрреволюционные преступления – в лагерях ГУЛАГа находилось в 1937 году 104 826 человек, или 12,8 процента от общего числа заключенных, в 1938-м – 185 324 человека (18,6 процента) и в 1939-м – 454 432 человека (34,5 процента).