Дезертиры
Шрифт:
– Это и ежу понятно наххху...
– кивнул Витас.
Шнайдер тоже кивнул и включил диктофон. Он четко спрашивал, Витас односложно отвечал, и Шнайдер успевал на листе записывать даты. Картина такая: в школе учился плохо, был дзюдоистом, не хотел идти в армию, за что и посадили на три года; когда вышел, то помогал матери на базаре, а потом опять попал под призыв, но на этот раз его не посадили, а предложили альтернативу: или опять сидеть, но теперь уже 7 лет, как рецидивисту, или пойти в спецдивизию, где
– На чьей стороне?
– вежливо осведомился Шнайдер.
– Как на чьей?.. На нашей!
– возмутился Витас, не дав мне доперевести.
– Да, но кто это "наши"?.. Вы же говорите, что родились и жили всю жизнь в Грозном? Кто же теперь для вас "наши", чеченцы или русские?
– улыбнулся Шнайдер.
– Русаки, конечно. Матушка ж у меня русская... Умерла, правда... Ни родных, ни близких, все умерли. И хата порушена наххху...
Шнайдер выключил диктофон, потер лоб и негромко, как бы про себя, сказал:
– Типичный случай. Никого и ничего нет. Спросите у него, чем объясняется такое тотальное сиротство?..
– Да он чего, больной, что ли, - война ж, поубивали всех!
– опять, едва дождавшись перевода, закипятился Витас.
– Всех родных и близких потерял, всех одной бомбой накрыло, наххху!..
– Странно, как можно одной бомбой убить сразу всех?
– спросил в никуда Шнайдер.
– Может быть, все вместе где-нибудь сидели?
– предположил я.
Шнайдер отмахнулся:
– Может быть. Все может быть. Идем дальше, - и включил диктофон: - Вопрос: где вы служили, в каком звании, в чем были ваши задачи?
Выяснилось, что Витас служил в дивизии 00. Их забрасывали на парашютах в тыл врага, и они "мочили все, что шевелилось". Шнайдер не понял:
– Убивали?.. А если женщины или дети?..
– А их вначале... употребляли, а потом тоже мочили...
– огрызнулся Витас.
– Это тоже переводить?
– переспросил я у него негромко.
– По-моему, ни к чему.
– Правильно, браток. Не надо. Скажи: убивали, мол, только духов-врагов.
Шнайдер попросил спросить, как ему платили, помесячно или за операцию... И сколько?..
– За операцию. По 300 баксов на рыло.
– За участие или за убитых?
– уточнил Шнайдер.
– По-всякому, - буркнул Витас, пряча глаза под стол.
– И сколько времени он так воевал?.. И где?..
– Пять лет. В Чечении поганой, - не дожидаясь перевода, выпалил Витас, а мне наконец стало ясно, что немецкий язык он понимает не хуже меня.
Шнайдер поморщился:
– В целях их собственной безопасности наемников в одном месте держат максимум год, есть указ Ельцина.
– Мало ли что?.. Подумаешь - указ!.. Этими указами только задницу подтирать...
– усмехнулся
Шнайдер вытащил из стола огромный географический атлас, раскрыл его на заложенной странице (это был Северный Кавказ) и попросил показать, где именно Витас воевал.
Тот начал неуверенно тыкать пальцами:
– Тут. И тут. И там. Да я знаю?.. Куда кидали - там и мочили! Всюду! У меня контузия, ничего не помню. В одиннадцать к врачу надо.
Но Шнайдер проигнорировал упоминание о враче и попросил рассказать, что было дальше, почему он сбежал.
А дальше было то, что Витасу надоело убивать, и он решил дернуть в Германию, где, он слышал, природа очень красивая и люди добрые. День побега был выбран не случайно: у командира был день рождения, все перепились, и Витас под шумок сбежал, прихватив автомат и три гранаты, "на всякий случай". Пробрался в Грозную, к другу, жил там пару дней, а потом решил бежать в Москву. Документы все остались в казарме.
– Без документов и с автоматом в Москву?
– скептически осведомился Шнайдер.
– Чего было делать? В Москве заныкаться легче - народу много. А оружие и гранаты на базаре в Грозной толкнул.
Так он и отправился: где на попутках, где пешком. Блокпосты и контроли обходил стороной, ему не привыкать. В Москве кантовался еще с полгода у знакомой девки, а потом через Литву и Польшу рванул в Германию.
– Через Литву?
– насторожился Шнайдер.
– Сколько времени и как вы шли?
– Три месяца. Лесами полз.
– Лесами?..
– усмехнулся Шнайдер и выключил диктофон.
– Когда мой отец бежал из русского плена, то ему понадобились годы, чтобы лесами дойти до Германии!.. А он говорит - три месяца. Смешно.
Я перевел. Витас замолк, глаза его пошли по параболе.
– Ну, тогда скажи: на попутках.
По его словам, он сторговался в Литве с каким-то частником, тот его подвез к границе, Витас перешел ее ночью лесом, а в Польше, в условленном месте, подсел к тому же частнику в машину. Так же миновали и польско-германскую границу. В Дюссельдорфе частник подвез его к лагерю.
– И сколько вы заплатили этому человеку?
– 500 баксов. Да ему хули риска было?.. Если что - попутчика взял, ничего не знаю наххху...
Столбик дат на листе завершился. Шнайдер не спеша подсчитал что-то и сказал:
– Если следовать вашим датам, то не хватает пяти лет. Я заново буду считать, а вы оба тоже слушайте и считайте, может быть, что-нибудь неверно отметили, - и он терпеливо начал повторять даты; вышло, что пяти лет правда не хватает.
– А хер его знает, контузия, может, что и не так...
– пробормотал Витас и опять вспомнил, что к одиннадцати надо к врачу, а потом задрал рубаху и принялся показывать шрамы.