Дежа вю (сборник)
Шрифт:
– Откуда вы все так подробно знаете? – не удержался от вопроса Антон.
– Родилась девочка, – продолжал Манн, не отвечая Антону, – и в день совершеннолетия покончила с собой – выбросилась из окна.
– Господи… – пробормотал Антон.
– Никто не понял – почему. Это было семь лет назад, я еще работал в полиции и хорошо помню дело. Это ответ на ваш вопрос: почему я так подробно все знаю. Выезжал на место с майором Лонгером, тогда, правда, он был еще младшим инспектором. Дело было ночью, в квартире гуляла молодежь, праздновали день рождения Эсти…
– Как? – воскликнул Антон.
– Эсти, да, –
– Я понимаю, – отрешенно произнес Антон. – Совпадение, конечно.
– Естественно, Лонгер предположил, что девушку выбросили из окна. Опросили гостей и соседей, Сандра была у подруги, гости ничего сообщить не смогли: пили, танцевали, в какой-то момент Эсти раскрыла окно, спокойно – это все говорили: «спокойно, будто хотела сесть» – поднесла к окну стул, встала на него, со стула на подоконник и – вниз. Молча, ни на кого не посмотрев.
Машина выехала из переплетения центральных улиц на широкую магистраль, вдоль которой стояли современные коробки этажей по десять-двенадцать, безликие, как маски. Дождь так и не начался, покапал немного и перестал.
– Лонгер – профессионал, – говорил, между тем, Манн, он снизил скорость, пропуская грузовики и трейлеры. – Он определил, что виноватых не было: молодежь в шоке, никто ничего не понял, все было, как обычно на любой вечеринке. Мы прошли в комнату Эсти. Рядом с компьютером на столике лежала папка с бумагами, отдельные листы, исписанные аккуратным почерком, не второпях. Что-то вроде дневника. Только это оказался не дневник, хотя записи аккуратно располагались по датам Начиналось с девяносто шестого – Эсти было тогда восемь лет. Вот что она писала: «Я не хочу в этом теле. Я ненавижу свое тело. Это не мое тело. Я не хочу быть здесь»… И так страница за страницей, год за годом. Короткие строчки, четкий почерк. Потом: «Я уйду отсюда. Мне здесь делать нечего». Последняя запись была датирована тем днем, когда это случилось. «Сегодня я уйду. Сил больше нет терпеть». И все. Ниже лежали два чистых листа.
– Вы хорошо помните…
– Такое не забудешь. Вопрос был: почему раньше не распознали болезнь. Об этом Лонгер спрашивал и мамашу Кузе, и врачей. Оказалось, что мать все знала о желании дочери, но, странная вещь… Эсти писала свои отчаянные призывы, но вела себя, как адекватный ребенок. Проблем с ней у Сандры не было, они замечательно друг друга понимали, никогда не ссорились. Веселая нормальная девочка, подруги, потом и друзья. Сандра обнаружила дневник, когда Эсти было лет тринадцать, и, конечно, повела дочь к психиатру. Не к одному – к трем, и хорошим, благо деньги у нее были. Все три врача долго с девочкой говорили и пришли к выводу: здорова. Развели руками и отпустили с миром. А она продолжала писать дневник, только теперь прятала, а в день, когда решила уйти, достала и положила на видном месте.
– В день рождения, – сказал Антон, обдумывая мысль, которую сам не вполне осознавал.
– Вот! Дождалась совершеннолетия, и ровно в полночь… Будто хотела сказать: я теперь сама отвечаю за свои поступки и делаю, наконец, то, что давно собиралась.
– Господи…
– Тогда, насколько я помню, Сандру Кузе и начали называть мамашей. Оба дома она продала, в ту квартиру больше не зашла, вскоре купила плавучий домик, переоборудовала… Она и живет там, насколько я знаю, в кормовой каюте.
– Такая история с мамашей Кузе, – сказал Манн после довольно долгого молчания. Они ехали по магистральному шоссе в сторону Гааги – Антон увидел указатель «Гаага, 19 км».
– Я больше не принимал участия в расследовании, – продолжал Манн, – а Лонгер еще пару раз беседовал с мамашей Кузе. У них была игра – у матери с дочерью. Эсти изображала инопланетянку, а мать объясняла, как все на Земле устроено. Они так играли, когда Эсти было пять-семь лет. Дети любят задавать вопросы, вот Эсти и выбрала такой способ. А когда Эсти не стало, мамаша Кузе сама немного сдвинулась и уверила себя, что в теле дочери на самом деле жила душа инопланетной сущности, которой было не по себе в чужом мире, она рвалась домой…
– Инопланетянка?
– Никто не воспринял мамашу Кузе всерьез. Не знаю, показывалась ли она психиатрам. Больше я этим делом не занимался. Но ваш рассказ…
– Вы думаете, Эсти…
– Я ничего пока не думаю, Антон. И вам не советую делать выводы. Кстати…
– Что? – спросил Антон минуту спустя, потому что Манн неожиданно замолчал и, увеличив скорость, принялся обгонять грузовики и трейлеры, которые он недавно пропустил вперед.
– Простите? – переспросил детектив рассеянно.
– Вы сказали «кстати».
– А… Майор заподозрил, что девушка принимала наркотики. Симптоматика вполне этому соответствовала… Но никаких следов наркотиков в организме Эсти не обнаружили. В квартире тоже. Майор пытался проследить связи Эсти с мелкими торговцами… ничего.
– А что вы скажете Анне? – спросил Антон минут через пять, когда они проехали указатель «Гаага, 10 км».
Манн покосился на Антона.
– Вы решили, что мы едем к Анне Риттер? – спросил он. – Нет, с ней я предпочел бы сначала поговорить сам… пока, правда, не вижу смысла.
– Так куда же… – растерялся Антон.
– Имейте терпение. Кстати, едем мы не в Гаагу.
Они действительно свернули направо на ближайшем повороте, Антон не успел разглядеть, что было написано на указателе. Дорога стала двухрядной, и машин почти не было. Они ехали мимо маленьких ферм, аккуратных полей, засеянных чем-то зеленым с высокими стеблями.
Антон глядел по сторонам и, вместо того, чтобы успокоиться, все больше нервничал, хотя и не мог сам себе объяснить причину. Манн снял правую руку с руля и похлопал Антона по колену.
– Все в порядке, – сказал он. – Хочу вам кое-что показать.
Впереди появились первые домики деревни, а может, небольшого городка – отличить голландский городок от голландской деревни Антон не мог; скорее всего, таких отличий не существовало. Красные черепичные крыши, магазины, спутниковые антенны, площадь…
Сердце Антона потеряло опору и попыталось упасть, ритм сбился. Манн остановил машину перед местной церковью, заглушил двигатель и только после этого повернулся к Антону. Церковь была точной копией амстердамского храма святого Юлиана. Такие же старые красные кирпичи, точно такой же портал, закрытая дверь с ручкой в виде бронзовой львиной головы, башенка со шпилем, колокольня – будто амстердамскую церковь кто-то поднял вместе с участком земли и перенес за тридцать километров, в небольшой городишко с названием Остербрюк.