Дежавю (сборник)

Аистовъ Алексей

Окна Петербурга

За закрытым навечно окошком —Подоконника сумрачный мир,где в цветах позабытая кошкалижет времени кислый пломбир.Засолил Петербург бесконечностьв окнах-паузах серой стены,где сознание вдоль-поперечноперемирия жаждет войны.Но сдвигаются камни утробывислой улицы в рвотную глушь,где мелькают в прицеле особы,что стреляют глазами без-душ —но сквозь створ из бойницы столетийпроникают проклятия в нас,под ногтями в дыму междометиймножась в холод безличия масс.Схоронюсь в лазарете Коломнына безветренной той стороне,где

не слышны за стеклами стоны,где безвременье с кошкой в окне…

Прошагал за окнами Шагал

Сквозь годы тянется твоя рука?в тот ленинградский каменный колодец,и как тогда возносят два крылана Невский в Витебск, иль куда-то вроде…Забыты крылья там на чердаке,где ближе был и к ангелам, и к Богу,там память в петербургском бардакепровисла вверх с Шагалом на свободу…Где ж та любовь, и ветер в голове,что кружит блажь в пересеченье улиц,чтобы спрягалась по углам во все —возможные местоименья дури…По теням крыш куда-то прошагалза окнами Шагал – наивный гений.И я слетал сегодня на вокзал,чтоб взять билетдо юных тех мгновений.

Притча о поэте, слепом старике, толпе и весне

Старик сидел на Невском в переходе,в ногах табличка: «я слепой – молю…»монеты две лежали в шляпе, вроде, —не удивишь холодную толпу…Поэт небритый брёл в толпе без цели,(где цель весной у ветреной души?),и вдруг старик… сомненья одолели:«коль денег нет, – хоть слово напиши…»И написал чего-то там, вдогонкустарик грозил… Поэта след пропал,но звук знакомый сбил слепого с толку, —звенел в круг шляпы брошенный металл…Так день прошёл. Слепой наш настоящий —в дурмане счастья… всё-таки спросилколлегу (тоже тот ещё пропащий,дурил народ, а после жутко пил):«прочти записку… в буквах что за сила?…»Тот взял листок, поднёс его к лицуи прочитал: «ВЕСНА ДЛЯ ВАС ЯВИЛАСЬ!А Я СЛЕПОЙ. НЕ ВИЖУ Я ВЕСНУ».…Весна и вправду людям всё сказала,весной и вправду с л о в у благодать,поэт весной, как Моисей сначала,учить толпу способен сострадать.

Я учился на Мойке

Я учился на Мойке в пространствах Капеллы,в ветрах, дувших с Дворцовой на Пушкинский дом.Проходными дворами утрами летелив заводь звучную стаи мальчишек гуртом.Вертикальные гаммы, усталые связки,ощущенье нуля в обертонном строю.Эти звуки-конфетки, как сладкие сказки,сочиняли причастность к музыке мою.Эти старые ноты в прямых Ленинградаструнах улиц, бренчащих под дробью дождей,созревали во мне, как цветы из рассады,в неподъёмный букет вдохновенных идей,где, безумствуя, юность плоды раскидалана промёрзшие годы трудов и бытья……И сегодня я мнусь (как школяр подле зала,опоздав на распев…)у оград Бенуа…

Невские миражи

Петербуржец, бредущий устало,сквозь очки росчерк улиц дрожит,в проржавевшее всуе забралоночь нацеживает миражи.Час Быка. Отмороженный ветерпереулками влагу, как лёд,распыляет с Невы. Он в ответездесь за всё, что, склоняясь, растёт.Зов реки, как моё безрассудство,волн свинец обратит в облака,что куда-то спешат, но сойдутсяв невской бездне, где стынут века.Отойди, и потом всё сначала,иль в конец, или вдоль, поперек,всё равно, над тобой покрывалокто-то чуткой рукой приберёт.Улиц контуры слишком прямые,чтобы ложное смог обойтихитрый разум, – порой обходныек общей истине сводят пути.Свет в окне. Как наивное счастье,там прабабушкин фикус живёт.Город сумрака в лапах ненастьяверит в сентиментальное всё.И осталось мне тоже поверить,всё как есть до конца полюбить,остальное – безбожная ересь,что клюют по утрам воробьи.Эти путы-прогулки у края,где нисходят с небес этажи,одиночества гордость смиряютс неизбежностью попросту жить…

Мутация

«Девушка пела……….»А. А. Блок

Мальчики пели в церковном хоре.К вере причастность ловя во втореэха под сводом, в мерцанье свечек.День растворялся в тревожный вечер.Будет всё после: разруха, горе,боль, помешательство на раздоребратьев меж братьев… Всё будет после,после, где станешь зачем-то взрослым.Всё неминуемо канет в вечность.Всё позабудется.Бесчеловечножаждать мутации гласа верыв мире, где звуки так липки, серы…Мальчики пели в церковном хоре.К вере причастность ловя во втореэха под сводом…

Дядя Ваня

1

Детство, двор-колодец, северный оскалнеба хмурого над ленинградской жизнью.Дворник дядя Ваня, – это твой причал,чуть рассвет в окне, а ты уж рисовалчистоту метлой по камням, точно кистью.

2

Кто удержит неуемного птенца,как шаги утихнут утром на работумамы ласковой и строгого отца?Мигом сдунет озорного сорванцав коммуналке душно-нищей несвободы.

3

Во дворе без солнца, будто на посту,нас встречал с обыденной в губах усмешкойдядя Ваня. Аккуратно под метлусор сгребал он, вглядываясь там, в углу,в жизнь дворовую, где был он просто пешкой.

4

Но судьба готовила свой страшный ход:крик раздался как-то на рассвете раннемс чердака, где чёрный дядиванин коттерся преданно у висельника ногв вое дворничихи, жутком и прощальном…

5

Ваня, боль твоя, как жизнь вошла в петлю…Из войны, подлюги, боль, – гласила справка… —Миллионы безответных «почему»и сегодня, падая в глухую мглу,давят, вопрошая, как твоя удавка…

6

…Двор всё тот же, и обшарпан, как тогда,но помельче, вроде, погрязнее стало…Чудится, как тянет что-то из угла, —точно, боль сердечная, иль от ума…то, что время изначально заметало?

7

Кто же ныне «дядя Ваня» во дворе?Кто «из пешек» подметает камни в вечность? —Те же люди бродят, жмурясь, по заре…Так же тесно, но привычно плыть в толпепод клочками неба в дождь и неизбежность…

В аквариуме поезда

В аквариуме поезда всегдаживу подохшей рыбой – кверху брюхом,в глазах напротив скуки пустота,замаринованная мерным стуком…В любимый город еду – Ленинград,чтоб утонуть на Невском в захолустье…чтобы Михайловский (английский сад)листвой накрыл меня в аллее грусти…Спрессованная жизнь летит к концу,её разгон опасен виражами.И хлещут тени в окна по лицузабытыми из детства миражами.