ДИАГНОЗ и другие новеллы
Шрифт:
Мы виртуозные исполнители ars moriendi [187] . Если даже одна или несколько попыток самоубийства сорвутся, всегда найдутся те, кто неуклонно работает в этом направлении, независимо от тех, кому это не удалось. Если мы не будем праздновать последнюю новогоднюю ночь мира атомным фейерверком, мы совершенно точно задушим друг друга, как душат культуру бактерии в сахарном растворе. А если искоренение жизни подобным образом займёт слишком много времени, мы раньше или позже отдёрнем занавеси озонового слоя в сторону, так что ультрафиолетовые лучи попадут прямо в комнату жизни
187
Искусство умирания (лат.).
Методы, стало быть, тоже — вещь в себе. Как мы положим конец своей жизни — в данной связи неинтересно. Гораздо важнее ментальные предпосылки. Кольцо сомкнулось. Развитие уже в конце пути. Потребности в продолжении истории — нет, места для продолжения истории — нет.
КАТАЛОГ ЕЩЁ СУЩЕСТВУЕТ. Из года в год он растёт в объёме. Склады разрастаются всё больше и больше, скоро они покроют огромные части земной поверхности. С каждым годом, который прошёл, становится труднее живой душе найти детскую площадку для игр. Сначала должен получить своё — Каталог. Сначала должна получить своё — история. Но разве есть место для продолжения культуры? Сможем ли мы соблюдать порядок среди такого множества мыслей и идей? Не приблизимся ли мы к точке насыщения? Не пресытится ли история?
Даже если бы мы могли представить себе цивилизацию, нескончаемую во времени, Каталог оказывается проектом безнадёжным. В лучшем случае мы потонули бы в проблемах культуры. Книг по истории куда больше, нежели мы в состоянии усвоить. В конце концов, мы купаемся в бумагах. Мы идём ко дну в экскрементах нашего собственного прошлого. Много времени прошло с тех пор, как люди проживали отпущенную им жизнь на Земле, не оставляя других следов, кроме своих собственных скелетов и глиняных черепков. Только за последние пятьдесят лет написано книг больше, чем за всю историю человечества вообще.
Возможно, Каталог просуществует ещё сотню или тысячу лет. Но что такое тысяча лет? В эти последние дни, когда я обхожу землю, следовало бы немного расширить перспективу. Вопреки всему, цивилизация — эта тонкая льдинка, которую мы топчем, — лишь остров в море хаоса. Если ничего другого не произойдёт, на худой конец, остаётся ещё какое-то количество лет — какое количество, в принципе несущественно, — чтобы вся жизнь в нашей системе прекратилась, так как наша звезда во Вселенной сгорит. А для меня, кому в лучшем случае остаётся жить пятнадцать или двадцать лет, тысяча или миллиарды лет — одно и то же.
Вечности нет. В этом сущность дела. Нет никакой спасательной шлюпки в этом океане жизни.
Я больше не боюсь умереть. Я согласился с тем, что время моего пребывания на земле ограничено. Но я не в состоянии примириться с тем, что всё — стало быть, всё — должно прекратиться. У меня нет ничего, за что можно цепляться, ничего вечного, ничего, что возвышается над нашим скоропреходящим бултыханием.
Возможно, Каталог меня переживёт. Но он — не переживёт! Он — это также процесс, развивающийся во времени и пространстве.
Миру — где мы обитаем на пушинке — ещё ясно, что он существует. Но он — в высшей степени — преходящий феномен. И даже если бы арифметическая школа была бы права в своём утверждении, что Каталог — глаз Божий, утешение это — слабое…
Никакого убежища в настоящее время — нет. Время видит нас повсюду. Вся реальность окунулась в эту неутомимую стихию, в которой мы играем свои роли.
ПОЧЕМУ Я ЭТО ПИШУ? Быть может, это — последняя попытка удержать контроль над происходящим. Не знаю. Но у меня нет никакого желания навязывать другим свою жизнерадостность. Мне всё равно, будут ли эти строки найдены и прочитаны после моей смерти или нет. Ведь тогда меня всё равно не будет, точно так же, как ни будет всего вокруг. Какой бы точки зрения ни придерживаться, ни одна из них не будет столь основательной, чтобы не утонуть в великом целом, во взаимосвязи. Мы принадлежим к поколению пустословов. Самое разумное из того, что делает человек, — молчание.
Через несколько дней я подам заявление в Международный секретариат Каталога об уходе.
Я ведь не только не годен быть главным редактором Каталога своей страны. Я не годен быть человеком. Когда издание Каталога пойдёт в печать, моё имя будет стоять там без надлежащего изречения.
Я покончил с этим миром.
ПИСАТЕЛЬ И ФИЛОСОФ ЮСТЕЙН ГОРДЕР
Юстейн Гордер (р. в 1952) — пожалуй, самый знаменитый в наши дни современный писатель Норвегии. Его книга «Мир Софии» (читай: «Мир Мудрости» (греч), 1992), адресованная юным читателям, переведена на 46 языков, а её популярность на земном шаре можно сравнить разве что с популярностью лучших творений норвежцев Хенрика Ибсена, Кнута Гамсуна и Сигрид Унсет. Тиражи переводов этой книга достигли в Норвегии 300 ООО, в Германии же — превзошли все другие страны — 1 200 000 экземпляров.
Гордер — автор книг «„Диагноз" и другие новеллы» (1986), «Дети из Сукхавати» (1987), «Лягушачий замок» (1988), «Тайна карточной игры» (1990), «Мир Софии», «Рождественская мистерия» (1992), «Как бы сквозь тусклое стекло, гадательно…» (1993), «Волшебная библиотека Бибби Боккена» (1993, в соавторстве с норвежским же писателем Клаусом Хагерупом), «Алло, есть тут кто-нибудь?!» (1996), «Vita Brevis» (1996), «Майя» (1999) и «Апельсиновая девушка» (2003). Из них «„Диагноз" и другие новеллы», «Vita Brevis», «Майя», «Апельсиновая девушка» — для взрослых, остальные — для детей и юношества.
Писатель награждён многими премиями, среди них самые престижные на его родине — премия норвежского Департамента культуры, почётная статуэтка «Пер Гюнт»; в 1997 г. книга «Мир Софии» получила премию имени известного норвежского критика Сони Хагеманн. В 1996 г. Гордер был награждён медалью Януша Корчака, а в 2000 г. стал номинантом Международной золотой медали Ханса Кристиана Андерсена.
В Норвегии учреждена также Международная премия за новаторские произведения литературы в честь книги «Мир Софии».
Всего за несколько лет Юстейн Гордер приобрёл мировую известность, его можно почти всегда видеть на международных книжных ярмарках, на презентациях его книг, он постоянно выступает с блестящими лекциями и докладами в разных странах, которые читает артистично, в лучших традициях ораторского искусства.
Будущий писатель и философ родился в образованнейшей семье. Его отец Кнут Гордер (р. 1923) — прекрасный педагог, ректор престижной школы, а мать Ингер Маргрете Гордер (1925–1993) была известна как замечательная писательница, переводчица, общественный деятель и преподаватель.