Диагноз: любовь
Шрифт:
Ника что-то слышала, но никогда не воспринимала всерьез. Ну какой может выйти врач из заядлого троечника? Который вырежет почку вместо желчного пузыря? Или забудет в кишках перчатку? Впрочем, теперь хотя бы понятно, зачем мама его притащила. Медицинская консультация вместо смотрин жениха – уже плюс. Бедная! Наверное, караулила его у подъезда со вчерашнего вечера.
– Как жизнь? – Паша первым нарушил паузу.
– Нормально, как у всех. А ты, значит, все там же с мамой и живешь? – ехидно протянула Ника, вешая объемный плащ Надежды
– Живу там же. А мама умерла три года назад, – просто ответил Исаев. – Сбила машина.
Ника прикусила язык. Да, Пашку она на дух не переносила, но такое… Вышло бестактно.
– Извини, – буркнула она и получила сигнальный толчок в спину от матери. – Ну, проходи, раз пришел. Ванная – там. Чай или кофе?
– Кофе и покрепче, – Паша выглядел не то чтобы обиженным, скорее удивленным.
Казалось, он не понимал, чем вызвал такое недовольство. К тому же явно расценивал свой визит как любезное одолжение Надежде Сергеевне и рассчитывал по меньшей мере на благодарность. Наверное, и думать забыл про то, как дразнил Нику в школе. Он был из тех людей, которые обожают всех подкалывать, а потом искренне недоумевают, откуда взялись обиды.
Исаев занял собой пол-кухни. Она и так была тесной, но с ним и вовсе стала похожа на телефонную будку. Ника отметила, что Паша заметно раздался. В школе он был жилистым и долговязым, теперь набрал мяса. Под толстовкой было плохо видно – отъелся или накачался, но плечи выглядели довольно крепкими.
Дневной свет обнажил все, что было незаметно в коридоре: темные круги под глазами, морщины. Исчезли сальные прыщи, с которыми он красовался на выпускном, зато на висках появились первые седые волосы. Сколько ему? Тридцать два? Тридцать три? Такими темпами в пятьдесят он будет седым как лунь. А вот русые вихры все те же, и тот же хитрый прищур. Как будто знает, о чем она думает, и это его сильно забавляет.
– Так значит, ты стал хирургом? – попыталась она завести светскую беседу, пока мама мыла руки.
– Думаешь, я наврал ради красного словца?
Нику словно отбросило на десять лет назад. С ним всегда было невозможно общаться: эта манера отвечать вопросом на вопрос и переворачивать все с ног на голову… Ника отвернулась к плите и помешала закипающий кофе. Варить приходилось по старинке, в турке, никакая кофемашина в кухню просто не поместилась бы. И так все шкафы были доверху забиты формочками, венчиками и прочими кондитерскими приблудами.
– Так что у тебя стряслось? – Паша смотрел, как Ника наливает ему дымящийся напиток. – Тетя Надя намекнула, что тебе нужна помощь. Хотя, как по мне, ты выглядишь не так уж и скверно.
– Мсье знает толк в комплиментах!
– Ника, перестань! Павлик просто согласился помочь, могла бы вести себя повежливее, – Надежда Сергеевна появилась в дверях, поправляя прическу.
Двухметровый Павлик невинно поднял брови и пригубил кофе. Ника постаралась: раз просил крепкий, получи такой, чтобы ложка стояла. Надо отдать Исаеву должное, он даже не подал виду. Только улыбка стала чуть менее непринужденной.
– Я уже говорила тебе, что она мучается от болей в животе, – продолжала Надежда Сергеевна, пока Ника, скрестив руки на груди, изучала реакцию Паши на свое варево. – А вчера на работе потеряла сознание.
– Вот как? – Исаев не сводил с Ники пристального взгляда. – И почему она не вызвала неотложку?
– Потому что это удовольствие для избранных, – Ника задрала подбородок. – Мне не нужны укол для галочки или госпитализация в инфекционку. Ты же сам видишь, я здорова.
– А температура?
– Нормальная.
– Павлик, не слушай! – снова вмешалась Надежда Сергеевна. – Я не удивлюсь, если она не знает, где лежит градусник. Прошу тебя, осмотри ее. Только внимательно, она никогда ничего не говорит. Наверное, это самый ужасный тип пациентов!
– Конечно, – серьезно кивнула Ника. – Я уверена, врачи гораздо больше любят тех, кто требует биопсию каждой новой родинки, даже если это прилипшая крошка.
– Ника, перестань! Хоть раз сделай, что я прошу.
– Как скажешь. Мне уже начинать раздеваться? – девушка взялась за футболку.
– Нет, это невыносимый субъект, – Надежда Сергеевна закатила глаза. – Павлик, мне без тебя не обойтись.
– У меня есть опыт работы с буйными, – ухмыльнулся Исаев. – Пойдем, Карташова, и не пытайся меня напугать. Я и не такое видел. Буквально во вторник привезли нам одного мужика. Представляете, теть Надь, почти двести килограмм!
Вот наглец! Это на что он намекает? Ника свирепо закусила губу. Значит, хуже – только двухсоткилограммовые мужики? Да она только вчера взвешивалась, все в норме! Даже похудела чуть-чуть. И не ела вечером…
– Идем, идем, – Паша поднялся со стула и навис над ней тенью отца Гамлета. – Потом будешь пожирать меня глазами.
Ника резко развернулась и потопала в комнату, судорожно придумывая какой-нибудь язвительный ответ. Как назло, шутки про лишний вес напрочь вывели ее из себя и все остроумие, накопленное годами, куда-то испарилось. Ох, ну и припомнит же она маме, когда Исаев подтвердит, что живот в норме.
– Заходи, – Ника распахнула дверь в свою комнату и пропустила Пашу.
– А у тебя ничего, миленько, – он огляделся. – Так ты у нас, значит, боишься врачей?
– Вот еще! – она хмыкнула.
– Или просто не веришь в российскую медицину?
– А на тебе что, прослушка?
– Давай уже рассказывай, что стряслось.
– Да говорю тебе, ничего! – отчаянно воскликнула Ника и вкратце изложила случившееся. – Ночью немного ныл, но я сама виновата, мы с Ленкой перебрали немного…
– С какой Ленкой?
– Ну, с нашей. Макарычевой.
– Ясно. И часто ты так перебираешь?
– С прошлого года перестала считать, – улыбнулась она, но Паша смотрел на нее серьезно. – Да ладно, шучу! Почти не пью. Так, повод был.