Диалог с компьютером
Шрифт:
И опять, как во всех предыдущих примерах, наблюдается несомненное соответствие между синтсимволикой и содержанием. Дисгармония конструкций подчеркивает не только «однонаправленность» любви (Любимая! Меня вы не любили), но и социальную дисгармонию, в которой оказалась мятущаяся душа поэта (С того и мучаюсь, что не пойму, куда несет нас рок событий).
Если вы прочитаете все стихотворение, то увидите, что оно разделено отточием на две части. И вы, конечно, заметите, что как только поэт говорит об установившейся социальной гармонии между ним и новым обществом, так дисгармоничные конструкции исчезают:
Теперь года прошли. ЯНо вот снова возникает мотив разрыва с любимой (но не любившей его) женщиной, и тут же вновь появляются конструкции с нужной символикой:
Я знаю: вы не та — Живете вы С серьезным, умным мужем; Что не нужна вам наша маета, И сам я вам Ни капельки не нужен.Видимо, нет нужды пояснять, что вовсе не обязательно, как только в тексте появляются «безответные» конструкции, так там нужно искать описание неразделенной любви или каких-либо других односторонне направленных отношений. Если бы это было так, то компьютер всегда по форме синтаксических конструкций «угадывал» бы общее содержание и эмоциональную тональность текстов. Но такого, понятно, быть не может. Связь синтсимволизма с другими аспектами семантики текста не жесткая, не фиксированная и не прямолинейная. Это лишь тенденция, предпочтение, склонность, которые далеко не всегда будут реализованы в конкретных условиях. Не нужно также забывать, что синтсим-волизм может быть использован писателями как дополнительное, но отнюдь не обязательное изобразительно-выразительное средство. Так, в литературных произведениях наверняка можно найти описания безответной любви, выполненные без употребления изъяснительных конструкций. С другой стороны, и у Пушкина, и у Куприна, и у Есенина эти предложения употребляются и там, где нет речи вообще ни о каких дисгармоничных отношениях между людьми. Только дело в том, что в других текстах или, скажем, в письмах этих писателей изъяснительные конструкции встречаются отнюдь не столь концентрированно, как в приведенных выше отрывках, а самое главное — безотносительно к общему смысловому и эмоциональному содержанию текста.
Именно удивительная точность соответствий, полнота гармонии символики синтаксических форм и содержания текстов не в одном-двух, а во многих случаях и дает основание считать, что синтсимволизм существует и выполняет определенную роль в языковой семантике.
Вторую конструкцию можно назвать объединительной, потому что в ее составе ни одна из частей не самостоятельна, они взаимозависимы и существуют лишь в объединении одна с другой:
a (е) ^ е (а) — а является атрибутом е, и е является атрибутом а.
Придется нам на некоторое время расстаться с Адамом и Евой, потому что в предложениях такого типа лица, как правило, заменяются указательными местоимениями:
Впрочем, ничто не мешает нам считать, что речь здесь идет именно об Адаме.
Как видим, ни первая (счастлив тот...), ни вторая (...кто любит и любим) части предложения не могут существовать друг без друга, они составляют единое целое только вместе.
Тесная связь и взаимная зависимость частей проявляются в том, что при трансформации
Формула трансформации и рисунок, ее интерпретирующий, могут быть такими:
При трансформации оба кружка как бы вдвигаются один в другой, и из двух неполных кружков получается один полный.
Символика конструкции — гармония единства, объединения, слияния. Они должны чаще встречаться в художественных произведениях, изображающих сильные гармоничные эмоции, связанные со страстным взаимным стремлением к любви, дружбе, радости, счастью.
Очень наглядно проявляется такая содержательность конструкций в «Алых парусах» А. Грина. В тексте произведения объединительные предложения встречаются примерно 1—2 раза на 50 сложных (то есть около 3 процентов). Но во фрагментах, описывающих любовь Грея и его финальную встречу с Ассоль, их число резко возрастает. Так, в седьмой главе начальный монолог Грея, в котором он говорит Пантену о своей любви к Ассоль, содержит всего около 40 сложных конструкций и из них 4 — объединительные.
Я делаю то, что существует как старинное представление о прекрасно-несбыточном и что, по существу, так же сбыточно и возможно, как загородная прогулка. Он сжато передал моряку то, о чем мы хорошо знаем... Я прихожу к той, которая ждет и может ждать только меня... Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками.
В наибольшей степени (почти в 6 раз по сравнению с общим «синтаксическим фоном» произведения) возрастает число таких конструкций в заключительном фрагменте, в сцене встречи Грея с Ассоль, где на 35 сложных конструкций употреблено 6 объединительных, то есть более 17 процентов.
Среди них стоял тот, кого, как ей показалось теперь, она знала... От волнения, движения облаков и волн, блеска воды и дали девушка почти не могла уже различать, что движется: она, корабль или лодка... Много на свете слов на разных языках и разных наречиях, но всеми ими, даже и отдаленно, не передашь того, что сказали они в день этот друг другу...
Любопытно, что заканчивается эта сцена конструкцией того же типа:
И пусть счастлива будет та, которую лучшим грузом я назову, лучшим призом «Секрета»!
По приведенным примерам можно судить о том, что предложения объединительной конструкции могут быть довольно разнообразными — с пропущенными указательными местоимениями, с различными скрепами (то — что; той — которая; в том — чтобы; тот — кого и др.). Поэтому для проверки принадлежности предложения именно к такой конструкции нужно использовать трансформацию.
Объединительные предложения довольно редки в текстах, и потому нагнетение их там, где их символика соответствует содержанию текста, особенно значимо. На пример, в известном монологе лермонтовского Демона:
Я тот, которому внимала Ты в полуночной тишине, Чья мысль душе твоей шептала, Чью грусть ты смутно отгадала, Чей образ видела во сне. Я тот, чей взор надежду губит, Я тот, кого никто не любит...Пусть вас не смущает откровение Демона, высказанное в последних строчках отрывка: оно относится отнюдь не к его отношениям с Тамарой, так что конструкции «разделенной любви» соответствуют общему содержанию поэмы.