Диалог творческого сознания А. А. Фета с Востоком (Фет и Хафиз)
Шрифт:
«Синяя вечность» – это то, что в средневековой поэзии Востока определялось как «потаенное сущее». В отдельной части нашего исследования мы будем говорить о том, что именно восточная поэзия Средневековья с ее специальным понятием «мистическая причастность» в постижении «потаенного сущего» приближает к снятию противоречий между объектом и субъектом, между общим и частным, между макрокосмом и микрокосмом.
На наш взгляд, именно устойчивым интересом Фета к восточной поэзии определяется тот тип миропонимания, для которого характерна субъект-объектная неразделенность с миром природы, выражающаяся, как отметил С.Н. Бройтман, характеризуя понятие «новое восприятие мира», в интересе к архаическим (синкретическим) формам
Образы, мотивы циклов «Подражание восточному», «Из Гафиза», рассмотренные в контексте всего творчества поэта, позволят нам представить написанное Фетом как единый текст, в котором названные циклы могут рассматриваться как «первичный текст», способствующий осмыслению основных образов-символов как исходных, емкость которых, как определил Ю.М. Лотман, представляя творчество как единый процесс, как «текст в процессе движения», пропорциональна обширности потенциально скрытых в них сюжетов [4: 105]. Многие образы этих двух циклов, если мы говорим о диалоге этих двух циклов со всей поэзией Фета, могут быть восприняты как «символическая концентрация разного в едином» (Ю.М. Лотман). Естественно, что в каждом отдельном стихотворении образы, которые нами определяются как исходные символы, выражаются в своем синтагматическом выражении, т.е. смысловая характеристика образа будет зависеть от смыслового контекста стихотворения в целом. Любопытно для нас и линейное («веерное») развертывание образа-символа из «первичного текста» в творчестве Фета, когда один и тот же образ присутствует в целом ряде других стихотворений поэта, определяя тем самым парадигматические связи между образами.
ЛИТЕРАТУРА
1. Шарафадина К.И. Обновление традиций флоропоэтики в лирике А. Фета // Русская литература. 2005. № 2. С. 18–54.
2. Рейснер М. Коментарии // Хафиз. Вино Вечности. М., 1999.
3. Смирнов И.П. Смысл как таковой. СПб., 2001.
4. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек. Текст. Семиосфера. История. М., 1996.
5. Бертельс Е.Э. Суфизм и суфийская литература. М., 1965.
6. Зайнуллина Л.М. Лингвокогнитивное исследование адъективной лексики) на материале английского, русского, башкирского, французского и немецкого языков). Уфа, 2003.
7. Благой Д.Д. Мир как красота // А.А. Фет. Вечерние огни. М., 1981. С. 495–636.
8. Касаткина В.Н. Лирика сновидений А.А. Фета // А.А. Фет. Поэт и мыслитель: сб. науч. тр. М., 1999. С. 69–82.
9. Смирнов А.В. Великий шейх суфизма. Опыт парадигмального анализа философии Ибн Араби. М., 1993.
10. Козубовская Г.П. А. Фет и проблема мифологизма в русской поэзии XIX – начала XX века: автореф. дисс. на соиск. уч. ст. д-ра филол. наук. СПб., 1994.
11. Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. М., 1993.
12. Шидфар Б.Я. Арабская философская лирика // Теория жанров литератур Востока. М., 1985. С. 75–115.
13. Козубовская Г.П. Поэзия А. Фета и мифология. Барнаул; М., 1991.
14. Степанянц М.Т. Суфизм: оппонент или союзник рационализма // Рационалистическая традиция и современность. Ближний и Средний Восток. М.: Наука, 1990. С. 193–205.
15. Теория литературы: в 2 т. / Под
16. Померанц Г.С. Басе и Мандельштам // Теоретические проблемы изучения литератур Дальнего Востока. М., 1970. С. 195–202.
Идея Целого и художественная парадигма лирики А. Фета
Принципиально значимым в цикле А. Фета «Из Гафиза» является стихотворение «О, если бы озером был я ночным...», в котором интересна не только образная система сама по себе, как «перевод» из Хафиза, но и то, как благодаря этой образной системе произошла актуализация архаического образного языка персидской поэзии, ставшего характерным для всей лирики Фета, да и не только для него.
В контексте проблемы нашего исследования стихотворение во многих своих чертах воспринимается нами ключевым.
Вот это стихотворение:
О, если бы озером был я ночным,
А ты луною, по нем плывущей!
О, если бы потоком я был луговым,
А ты былинкой, над ним растущей!
О, если бы розовым был я кустом,
А ты бы розой, на нем цветущей!
О, если бы сладостным был я зерном,
А ты бы птичкой, его клюющей!
Анализ данного стихотворения начнем с того, что Фет сумел уловить и передать через поэзию Хафиза восточный тип мышления эпохи синкретизма, который характеризуется целостностью мировосприятия, когда человек и мир понимаются не как человек и мир, а мир в человеке и человек в мире, когда мир Природы воспринимается как нечто единое в своих пространственно-временных отношениях, и единение с ней – высший закон самой Природы.
Для западного восприятия мир является картиной, изображающей мир, т.е. созданной с позиций познающего, наблюдающего субъекта. С эпохи Ренессанса картина мира – это антропоцентрически выстроенный мир, а не мир сам по себе. Западное искусство, совершая скачок в своем развитии, противопоставляло себя средневековому мировидению, отрицало его каноны и выдвигало новые способы восприятия [1: 101]. Объект в картине мира западного художника понимается не просто как нечто, обладающее теми или иными свойствами, эти свойства определяются способом художника видеть мир, концептуально его выстраивать.
Искусство восточного Возрождения сохранило и приумножило древние образцы проникновения в мир природы и единения с ней. Ренессанс на Востоке носил «традиционный» характер. Возвращение к древности в эпоху Ренессанса сохранило для человечества тот тип художественного мышления, который характерен для поэзии арабской, персидской, для Хафиза, в частности, о котором мы говорим в нашем исследовании в контексте творчества Фета.
Образная система арабской, персидской классической литературы весьма специфична – она основана на антропоморфическом (или анималистическом) понимании природы и «заимствовании (истиара) качеств человека или животного для определения абстрактного явления» [2: 156]. Такое понимание природы объясняется восточным путем познания мира как со-переживания в неразделенности субъекта-объекта. В образной системе, отражающей такой путь познания мира, метафора близка к олицетворению, а в персидской поэзии по причине суфийской семантики метафора становится символом.
«Возрождение древности» станет явлением западного искусства второй половины XIX – начала XX в. Так, в творчестве Ш. Бодлера, как пишет С.Н. Бройтман, представляя возрождение архаических типов словесного образа, «был творчески воплощен и эстетически осознан принцип “соответствия”». А.Н. Веселовский, знавший поэзию французских и русских символистов, писал о том, что «идея целого, цепь таинственных соответствий, окружающих и определяющих наше “я”, полонит и окутывает нас более прежнего» [3: 276].