Диалоги
Шрифт:
Мегилл.Если этим пренебречь, то, рассматривая что-либо другое, с трудом можно было бы понять, как
c
законы и государственный строй сохраняют величие прекрасных деяний или, наоборот, совсем его губят.
Афинянин.Значит, как кажется, мы счастливо напали на предмет, достойный рассмотрения.
Мегилл.Несомненно.
Афинянин.Не правда ли, дорогой мой, видя возникновение чего-то прекрасного, пригодного
d
этим воспользоваться и как? Вот и мы теперь, пожалуй, рассуждали об этом неверно и несообразно с природой, так же как и все при таком подходе относительно любых других вещей.
Мегилл.Скажи, в чем дело? И к чему относится это твое замечание?
Афинянин.Друг мой, сейчас я сам себе смешон. Когда я обратил внимание на то войско, о котором у нас идет речь, оно показалось мне превосходным и чудесным эллинским достоянием, – если бы, повторяю, им тогда умело воспользовались.
e
Мегилл.Но ведь ты говорил обо всем хорошо и разумно, и мы хвалили тебя.
Афинянин.Может быть. По крайней мере я думаю, что при виде чего-то великого, имеющего большую силу и мощь, у всякого тотчас же создается впечатление, что если бы обладатель этой великой силы умел ею пользоваться, то, совершая много чудесных дел, он непременно бы благоденствовал.
687
Мегилл.Разве это не верно? Каков же твой взгляд?
Афинянин.Посмотри, на что обращает внимание тот, кто правильно высказывает похвалу этого рода. Но сначала поговорим о том, о чем у нас шла теперь речь: если бы тогдашние устроители сумели надлежащим образом поставить войско, то как бы они этим воспользовались? Если бы они непоколебимо установили войско так, чтобы самим быть свободными, властвовать над кем угодно и вообще среди всех людей,
b
эллинов и варваров, совершать то, что было бы предметом вожделения и для них самих, и для их потомков, то они сохранили бы войско на вечные времена. Разве это не заслужило бы им похвалы?
Мегилл.И даже очень.
Афинянин.Так же точно при виде большого богатства и особых отличий знати, равно как и других подобных вещей, всякий обратит внимание на это и скажет то же самое, то есть что посредством этого можно достичь исполнения всех или по крайней мере большинства достойных упоминания желаний.
Мегилл.Естественно.
сАфинянин.Скажи, нет ли у всех людей одного общего желания, к выяснению которого и стремится наше рассуждение, как само оно о том говорит?
Мегилл.Какое
Афинянин.Чтобы все происходящее, а если не все, то хотя бы все человеческое, делалось по приказу нашей души.
Мегилл.Хорошо бы!
Афинянин.Так как все мы всегда желаем этого – и дети, и старики, то, не правда ли, мы неизбежно только об этом и молимся?
Мегилл.Конечно.
d
Афинянин.Для дорогих нам людей мы в наших молитвах просим того же, чего они просят сами себе.
Мегилл.Да.
Афинянин.Сын дорог отцу: он – ребенок, а тот – взрослый.
Мегилл.Конечно.
Афинянин.Однако многое из того, о чем молит для себя ребенок, отец просит богов отвратить, – чтобы это никогда не исполнилось по молитвам сына.
Мегилл.Ты говоришь о молитвах неразумного юноши.
Афинянин.Когда отец, будучи стариком или очень еще молодым и не имея понятия о том, чт опрекрасно и чту справедливо, усердно молится,
e
а сам находится в состоянии, подобном тому, которое испытывал Тесей в отношении злополучно погибшего Ипполита, как ты думаешь, станет ли сын, зная это, молиться с ним заодно [18]?
Мегилл.Я понимаю, о чем ты говоришь. Мне кажется, ты утверждаешь, что дулжно желать и стремиться не к тому, чтобы все следовало нашей воле, но скорее, чтобы воля следовала за нашим разумением, так что и государству, и каждому из нас дулжно молиться и хлопотать о том, чтобы обладать умом.
688
Афинянин.Да, я помню и хочу напомнить вам, что законодатель, человек государственный, должен устанавливать распорядок законов, имея в виду всегда именно это. Вспомним, о чем мы говорили вначале: вашим требованием было, чтобы хороший законодатель устанавливал все свои узаконения ради войны. По-моему, это значило бы устанавливать законы только ради одной добродетели, между тем как их четыре. Дулжно иметь в виду всю совокупность добродетелей,
b
в особенности же первую, руководящую добродетель, а именно разумность, ум и [верное] мнение вместе с любовью и желанием, следующими за ними. Так что наше рассуждение снова вернулось к тому же, и я снова повторяю то, что сказал тогда, – в шутку или серьезно, как хотите: я утверждаю, что для того, кто не обладает умом, опасно пользоваться молитвами и если уж ему следует молиться, то скорее о том, что противоположно его желаниям.
c