Диаммара
Шрифт:
Эйлин не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. Его добрый участливый голос и без того причинял ей муку, а если она еще увидит в его глазах сочувствие и сострадание — Эйлин не сомневалась, что именно их она и увидит, — то крепость гордыни, возведенная ею, разлетится вдребезги. Она не могла позволить себе разреветься на глазах у этого человека.
— Я не нуждаюсь в вашем участии! — выпалила она с яростью. — Провалитесь вы с вашей едой, огнем и компанией! Вам нечего здесь делать, и я хочу, чтобы завтра же вы убрались отсюда, иначе вам не поздоровится! — Она
Ваннор, на которого ее угрозы явно не произвели впечатления, посмотрел на нее долгим оценивающим взглядом.
— Как пожелаете, госпожа, — сказал он наконец. — Никто не собирается оспаривать ваши права на эту местность. Но если мы можем вам чем-нибудь помочь… — Он оборвал себя и, покачав головой, тихо пробормотал:
— Хотя нет… Куда там… Ваша дурацкая гордость никогда не позволит вам просить помощи у смертных или принять эту помощь. Скорее вы предпочтете умереть здесь от голода, холода и одиночества.
Тут Эйлин не выдержала и обрушила на голову Ваннора поток бранных слов, чувствуя несказанное облегчение, что нашла в конце концов мишень для своей ярости. Ваннор спокойно смотрел на нее — ну да, так и есть: на его лице была написана жалость, которую она так боялась увидеть. Внезапно волшебница осознала, как она выглядит со стороны: растрепанная безумная ведьма, цепляющаяся за остатки прежней гордости, смешная и жалкая одновременно. Это ее образумило, и она замолчала на полуслове.
Ваннор склонил голову в знак уважения.
— Госпожа, — просто сказал он, — Ориэлла дала мне немало поводов побольше узнать о легендарной гордости и бурном темпераменте Волшебного Народа, но от этого я не стал уважать и любить ее меньше.
Неожиданно для себя Эйлин улыбнулась.
— Подружившись с моей дочерью, ты получил отличную возможность познакомиться с нашим характером, — признала она.
— Что верно, то верно, — тоже усмехнулся Ваннор, — но Ориэлла гораздо подробнее познакомила меня с хорошими его сторонами, нежели с дурными. Отвага, преданность и редкая честность…
Он не договорил: воздух у них над головами наполнился лаем гончих, визгом рожков и торжествующими криками фаэри, рассекающих небо. Владыка Лесов вернулся в Долину.
Ни угрозами, ни уговорами Паррику с Сангрой не удалось заставить Язура изменить свое решение вернуться в Южные Царства и разыскать Элизара. Теперь он горько раскаивался в том, что ушел с чародеями на север. «Не моя это земля, — говорил Язур, — и нечего мне больше здесь делать».
Когда Ориэлла с Анваром и его друзья ксандимцы исчезли, Язур оказался совсем один в чужой стране. Из тех, кто когда-то ушел с принцем Харином из Гайбефа, остался только он. Харин дважды предал чародеев и заключил союз с Миафаном. Но этот союз не принес ему счастья: принц был убит в башне Инкондора, как и многие из тех, что пошли за ним. Шиа, огромная черная пантера, обладающая чувствами и разумом, вслед за Анваром и Ориэллой нырнула в дыру во времени. Крылатая девушка по имени Черная Птица стала править Небесным Народом и, когда Язур в последний раз видел ее, как раз начала искупать прошлые ошибки.
Бедный Боан, здоровяк-евнух, который был так предан Ориэлле, погиб, сорвавшись со скалы во время нападения ксандимцев, Искальда по воле жестокого рока утратила человеческий облик, когда фаэри вновь обрели своих скакунов, а Шианнат и Эфировидец Чайм хотя избежали этой участи, но лишь потому, что вместе с Ориэллой отправились навстречу неведомой судьбе. Горше всего было Язуру видеть белую кобылицу, бывшую совсем недавно его лучшей подругой, под седлом Повелителя фаэри. Не успев нырнуть в прореху во времени вслед за друзьями, молодой воин теперь ежеминутно корил себя за это и понимал, что отныне его пребывание в этих краях лишено всякого смысла.
— Язур, не бросай нас! Ты наш друг, ты нужен нам, — снова начала Сангра. — Впереди еще столько дел… Язур устало вздохнул и покачал головой.
— Я хочу на юг, к своим, — упрямо сказал он. — Элизару и Нэрени я сейчас гораздо нужнее. После того как у Ориэллы ничего не вышло…
— Ничего не вышло! Да как ты смеешь так говорить, мальчишка! — взорвался Паррик, и Язур едва успел увернуться от кулака. Сангра перехватила запястье Паррика буквально за секунду до второго удара.
— Остановись, Паррик! — вскричала она. — Этим все равно не поможешь.
Начальник кавалерии опустил руку, но взгляд, которым он окинул Язура, бил больнее, чем любая пощечина.
— Только попробуй еще раз сказать, что у нее ничего не вышло! — пробормотал он. — Еще ничего не кончено! — Паррик вскочил на ноги и быстро зашагал прочь.
Язур с опозданием понял, как глубоко ранило Паррика его неосторожное замечание. Он раскаивался в том, что обидел человека, которого всегда любил и уважал. Не решаясь в таком состоянии просить прощения у Паррика, он пробормотал сумбурные извинения Сангре, и в этот момент его внимание привлекли грозные выкрики, доносящиеся с острова.
— Что там за женщина орет на Ваннора? — недоуменно спросил он.
— Как же, это ведь мать Ориэллы, госпожа Эйлин, — ответила Сангра. — Она хозяйка этой Долины и живет здесь совсем одна. Бедняжка, я понимаю, почему она так голосит. Каково ей терпеть все это? Дочь пропала, Долину спалили, от башни одни руины… И хотя неизвестна еще судьба Миафана, возможно, что Эйлин — последняя волшебница на свете. — Сангра покачала головой. — Кто бы мог подумать, что мы увидим, как вымирает Волшебный Народ?
«Несчастная женщина, — подумал Язур, — она, как и я, здесь совсем одинока». Он окинул взглядом фигуру волшебницы, и сердце его сжалось от жалости. Она выглядела такой беззащитной… И она ведь мать Ориэллы… Но прежде чем эта мысль приняла конкретную форму, над головой как гром с ясного неба раздался голос Владыки Лесов:
— Вот ваши жертвы, дети мои! Ловите же их!
— К оружию! — закричал Ваннор. — Фаэри атакуют!
Да как они смеют! Гнев Эйлин, еще недавно направленный на злополучных смертных, мгновенно обрел более подходящую цель.