Диана де Пуатье

Увидев заглавие этой книги — как не вспомнить «Две Дианы», второй из романов Александра Дюма в серии XVI века! Две Дианы… Одна — общеизвестная, другая — известная только специалисту-историку, да и то не каждому. И правда. Диана де Кастро (позднее де Монморанси) в противовес Диане де Пуатье (герцогине де Валентинуа) на первый взгляд представляется персонажем, целиком выдуманным Дюма, благо в романе фантазии — хоть отбавляй. Но это заблуждение. Ибо вторая Диана, «Диана Французская», существовала в действительности, и при этом оказалась в чем-то антиподом «главной» Дианы. Она была побочной дочерью Генриха II, но не от Дианы де Пуатье, как уверяет Дюма, а от случайной связи во время итальянского похода короля. Принятая при дворе и получившая превосходное образование, она вышла вторым браком

за сына коннетабля Монморанси, что втянуло ее в политический водоворот эпохи. Здесь она проявила ум и твердость характера, стремясь к умиротворению и сближению конфессиональных партий, в частности сумела удержать своего супруга от участия в кровопролитиях Варфоломеевской ночи. Много сделав для укрепления союза своего брата, Генриха III, с королем Наваррским, будущим Генрихом IV, она имела благотворное влияние на последнего, когда тот стал королем, и даже участвовала в воспитании его сына, будущего Людовика XIII. В целом это была светлая личность (что и постарался на свой лад показать Дюма), в противовес ее знаменитой тезке (которую романист живописал одной черной краской, в чем тоже не слишком ошибся).

Автор книги, лежащей перед нами, о Диане Французской повествует лишь мимоходом, что и понятно; зато портрет своей героини, Дианы де Пуатье, он изобразил во всей полноте, в окружении близких ей лиц и в интерьере эпохи, хотя избежал при этом как черной, так и белой краски, предпочитая им подлинные материалы и свидетельства, почерпнутые из документов XVI века.

Поначалу иному читателю книга может показаться скучноватой — не то что Дюма! И впрямь: перечисление каких-то никому не ведомых феодальных владений, дворянских фамилий, их родословных… Но по мере того как вчитываешься, уже невозможно оторваться — с каждой страницей все отчетливее видишь лес за отдельными деревьями, все отчетливее начинаешь понимать, что автор сумел вскрыть самую суть эпохи и роль в ней главных действующих лиц; мало того, прочитав книгу, постигаешь, что речь идет о выявлении вечных истин, которые действуют и в наши дни с неменьшей силой и последствиями, чем это было в те отдаленные времена! Уж таково уникальное умение автора — из частного строить общее, причем ненавязчиво, убеждая читателя не своими личными оценками, симпатиями и антипатиями, а фактами, только фактами, во всей их неприкрытой обнаженности. Все это, впрочем, неудивительно, ибо автор — великий мастер своего жанра, мастер исторического анализа и синтеза, чувствующий себя в многообразии материалов эпохи, словно рыба в воде.

Имя Ивана Клуласа широко известно во Франции, да и не только там. Доктор исторических наук, архивист-палеограф, член Французской школы в Риме и Дома Веласкеса в Мадриде, лауреат Большой парижской премии 1982 года, он автор многочисленных исследований, публикаций, научных и научно-популярных трудов по проблемам Ренессанса, среди которых особенно близки по материалу предлагаемой ныне книги биографии Генриха II, Екатерины Медичи и выпущенный издательством «Молодая гвардия» прекрасный «роман замков» [1] . Все названные труды маститого историка посвящены XVI веку — эпохе последних Валуа. Что же касается «Дианы де Пуатье», то время, описанное в ней, приходится на переломный этап этой эпохи, когда кончился ее восходящий период и начался нисходящий, что точно уловил и выразил автор. Чтобы это стало ясно и нам, необходимо познакомиться с той исторической ареной, на которой разыгрывалась удивительная эпопея герцогини де Валентинуа и связанных с нею персонажей.

К началу XVI века Франция стала самым значительным из государств Западной Европы. Ее территория была лишь немногим меньше современной, а население насчитывало 15 миллионов человек — втрое больше, чем в Испании, и впятеро — чем в Англии. Хотя Франция по-прежнему оставалась страной аграрной (девять десятых ее населения проживало в деревне), в ней постепенно складывался единый внутренний рынок, формировалась национальная буржуазия, развивались промышленность и торговля, причем в некоторых отраслях производства — выработке шерстяных и шелковых тканей, предметов роскоши, а также в печатном и издательском деле она занимала одну из авангардных позиций в Европе.

Изжив средневековую раздробленность, Франция становилась централизованным национальным государством, а ее глава из феодального сюзерена превратился в абсолютного монарха и отныне заканчивал свои указы стандартной формулой: «…ибо такова есть Наша воля». Воля эта была направлена в первую очередь на удовлетворение интересов того слоя общества, который был основной опорой монархии — французского дворянства. Как и в Средние века, оно занимало господствующее положение в стране, но в структуре его произошли значительные изменения. Если раньше дворяне делились по степени родовитости, то теперь критерием стала близость к трону: от абсолютного монарха зависели и знатность, и богатство, и почет. В соответствии с этим отныне дворянство распадалось на придворное, проводившее время в праздности и развлечениях, и провинциальное, косневшее в своей глуши и безмерно завидовавшее преуспевшим собратьям по сословию. Кроме того, формировалась еще одна категория дворян — «дворяне мантии». В отличие от потомственного дворянства («дворянства шпаги») эти господа, выходцы из самой богатой буржуазии, в качестве сановников и высших чиновников обслуживали монархию, за что и получали личное дворянство.

Материальное положение этих разных групп привилегированной части общества было далеко не одинаковым. Если придворные и сановники благоденствовали в первую очередь за счет государственного пирога, иначе говоря, за счет налогов (которые при абсолютной монархии непрерывно увеличивались), то провинциальные дворяне жили исключительно за счет феодальной ренты (а она со времени Великих географических открытий и «революции цен» неизменно уменьшалась). Поэтому монархии, отражавшей интересы всего господствующего класса, приходилось постоянно искать новый источник средств для удовлетворения рядовых слоев дворянства. Таким источником могла стать только внешняя война, которая, в случае успеха, сулила ограбление незадачливых соседей, а вместе с тем становилась оттоком для провинциальных дворян, превращавшихся в воинов и получавших дополнительный источник доходов. Вследствие этого абсолютная монархия была весьма воинственным государством. Начиная с 1494 года четыре следующих

друг за другом короля — Карл VIII (1483–1498), Людовик XII (1498–1515), Франциск I (1515–1547) и Генрих II (1547–1559) увязли в так называемых «Итальянских войнах», принявших общеевропейский характер. Войны эти, тянувшиеся более полустолетия, не дали Франции существенных территориальных приобретений, но обогатили двор и, главное, обеспечили выход недовольству массы провинциальных дворян, решивших свои экономические проблемы за счет ограбления Северной и Средней Италии. Впрочем, не только материальные богатства наводнили в те годы Францию; богатства духовные сыграли неменьшую роль в расцвете страны, обеспечив подлинный «золотой век» Валуа. Знакомство с сокровищами итальянской культуры, привлечение замечательных мастеров — великого Леонардо, Бенвенуто Челлини, Приматиччо, Россо Фьорентино стимулировали французских монархов к покровительству своей, национальной культуре, что вылилось в конечном итоге во французское Возрождение. Его расцвет пришелся на время Франциска I и Генриха II — именно на то время, которое описано в книге Клуласа и на которое пала бурная деятельность герцогини Валентинуа.

Впрочем, в самое ближайшее время все радикально изменилось. В конце царствования того же Генриха II война окончилась. И мир в Като-Камбрези (1559) поставил точку: Франция отказалась от всех своих итальянских претензий, приток богатств из-за рубежа прекратился, начался перманентный дефицит государственного бюджета, пришлось распустить армию, кормушка для провинциального дворянства прикрылась, и тогда его материальные проблемы снова встали во весь рост. А это значило, что на смену войне внешней рано или поздно должна была прийти война внутренняя, и первые симптомы ее приближения не замедлили обнаружиться. Чтобы понять и оценить их, нужно обратиться к другой, на первый взгляд чисто идеологической проблеме, взволновавшей всю Западную Европу в том же XVI веке.

Век этот часто называют эпохой Реформации и религиозных войн. Это было весьма бурное, переломное время, когда менялись целые пласты жизни народов, пылали костры инквизиции и старый феодальный мир прилагал последние судорожные усилия, чтобы удержать господство, переходившее в руки другого класса и другого строя, причем в этой кровопролитной борьбе доминирующую роль сыграла религия, выступавшая в двух взаимно исключающих ипостасях — католицизме и протестантизме.

Католическая церковь, веками господствовавшая на Западе, была плоть от плоти феодального общества, которое ее породило и которое она, в качестве идеологии, обосновала, утверждая его богоданность, закономерность и справедливость. Эта церковь, со всеми ее пышными атрибутами, была очень дорогостоящим учреждением. Но короли и феодалы шли на затраты, получая взамен нечто неизмеримо большее — санкцию на свое господство в обществе. Однако сначала в Италии и Фландрии, а затем и повсюду в Западной Европе началось формирование нового класса, буржуазии, постепенно прибиравшей к рукам экономику, а затем устремившуюся и к политической власти. Новому классу, претендующему на господство, нужна была и новая идеология. Собственно, она не была такой уж и новой: буржуазия вовсе не собиралась отказываться от религии вообще и от христианства в частности. Но ей было нужно не то христианство, которое обслуживало старый мир, ей была нужна религия, которая санкционировала бы не власть феодалов, а власть буржуазии. Эта религия должна была отличаться от католицизма в первую очередь своей простотой и дешевизной — меркантильной буржуазии деньги были нужны не для того, чтобы строить роскошные соборы и проводить пышные службы, а для того, чтобы вкладывать их в дело, создавая свои банки и предприятия. И, в соответствии с этим, становилась противопоказанной вся дорогостоящая организация церкви с ее папой, кардиналами, епископами, монастырями и земельной собственностью. Такова была отправная точка великого духовного движения, охватившего Западную Европу на грани Средневековья и Нового времени и получившего название Реформации, поскольку смысл его сводился к коренной реформе церкви. Главными идеологами Реформации, выступившими почти одновременно, оказались немец Лютер и француз Кальвин. Воодушевленная Лютером, с католицизмом порвала большая часть Германии (кстати, именно здесь и возник термин «протестантизм», в смысле протеста сторонников Реформации против католических епископов и князей), кальвинизм же совершил победное шествие по всей Северной Европе. Так или иначе, сторонники Реформации в течение всего XVI века одержали победу в значительной части европейских государств, включая Англию, Нидерланды, Швейцарию, Данию, Швецию, Норвегию и Восточную Прибалтику.

Религиозных пертурбаций не избежала и Франция, но там они прошли на свой манер. В первой половине XVI века появились робкие ростки лютеранства, быстро задушенные правительством, а с 40-х годов стал бурно развиваться кальвинизм, сторонников которого окрестили «гугенотами» [2] . Однако если в большинстве других государств протестантизм приняла буржуазия, то во Франции он оказался достоянием преимущественно провинциального дворянства. И этому была своя причина. Поскольку двор, аристократы и крупная буржуазия (вспомним: из ее рядов выходило «дворянство мантии») были ревностными приверженцами католицизма, санкционировавшего их благополучие, провинциальному дворянству, после окончания внешней войны оказавшемуся в оппозиции к правительству и элитарным слоям, не оставалось ничего другого, как принять знамя протестантизма, иными словами, превратиться в гугенотов! Это вполне доказывает факт первого массового выступления дворян-гугенотов сразу же после мира в Като-Камбрези («Амбуазский заговор» 1560 года). Очевидно это и потому, что современники прекрасно понимали суть дела и отделяли от «гугенотов религиозных» (то есть идейных) «гугенотов политических», иначе говоря, тех, кто избрал протестантскую конфессию из чисто политических соображений, используя ее организационные формы для борьбы с аристократами-католиками.

Феодальный мир попытался взять реванш. Под эгидой папства и реакционной Испании началось попятное движение, называемое обычно «контрреформацией» или «католической реакцией». Ее главными «подвигами» стали создание ордена иезуитов (1540), безудержный разгул изуверской инквизиции, моральное и физическое истребление любых форм инакомыслия — будь то «запрещенные» книги, «крамольные» проповеди или сами носители «крамолы». Католическая Франция не отставала от других стран. И с 60-х годов здесь начались кровавые «гугенотские войны», оказавшиеся роковыми для последних Валуа. Но это уже выходит за рамки рассматриваемой книги.