Диана Спенсер
Шрифт:
Королевская семья пребывала в полном недоумении: молодая женщина превратилась в капризную, невоспитанную, истеричную фурию. Диана могла вовсе не выйти к ужину, запросто встать из-за стола раньше, расплакаться или обидеться непонятно на что. Королева часто просила Чарльза сходить за Дианой, если она не появлялась за столом. «Он возвращался весь красный, разводил руками и говорил: „Я не смог“». Когда Диана присутствовала на трапезе, было не лучше. Она обижалась, если Чарльз предлагал напитки сначала королеве и королеве-матери, а только потом ей. Она считала, что ее игнорируют, не замечают, хотя на самом деле Диана привлекала к себе излишнее
Окружающие оправдывали ее поведение дурным воспитанием: мол, в доме отца за ней особенно не присматривали и позволяли делать что угодно, и отчасти это соответствовало истине. Но ребенок есть ребенок, а взрослой, пусть и недостаточно опытной женщине следовало научиться держать себя в руках и контролировать свое поведение. Диана постоянно жаловалась на скуку и одиночество. В ответ Чарльз вызывал ей из Лондона подруг, «оставлял на подушке любовные записки и безделушки», но не добивался успеха. Жене не нравилось всё: если ее оставляли одну и если, напротив, пытались вовлечь в какую-нибудь деятельность.
«Все это было мучительно и страшно скучно» — так описывала Диана любую возникавшую в Балморале ситуацию. Обычай переодеваться по несколько раз на день раздражал, обращение к ней «ваше королевское высочество» смущало, интерес публики к ее персоне сбивал с толку. Но главное, что упорно подчеркивает Диана, — это скука. Как она выражалась, ей не подходила ни одна группа, из которых состояла ее новая семья. Диана не хотела ни охотиться, ни рыбачить, ни поддерживать разговоры на неинтересные и непонятные ей темы. «Дома я просто взялась бы за уборку, сбегала в магазин, почитала книжку, послушала музыку…» Не умея себя занять, Диана требовала, чтобы муж проводил с ней все время, но так как с ним ей тоже не о чем было разговаривать, то и их беседы заканчивались очередной истерикой. «Диана, ну что еще я сказал не так?» — вопрошал Чарльз, действительно сбитый с толку поведением молодой жены.
«Несмотря на свойственную ему доброту, Чарльз был избалованным эгоцентриком и даже не старался понять Диану. Диана же была слишком неуверенна в себе и необразованна, чтобы понять мужа и пойти ему навстречу. Образ жизни Чарльза формировался годами, и он не собирался менять его ради кого бы то ни было. Подавленная Диана начала вести с ним ту же игру, что и с отцом: обиды, слезы, молчание, полный уход в себя». К тому же Диану не отпускал образ Камиллы, просто витавший в воздухе. Это стало сродни мании. Иногда даже спокойный Чарльз срывался и кричал на Диану, а она уходила к себе в комнату и рыдала в подушку. Булимия и депрессия прогрессировали день ото дня.
В итоге Чарльз понял, что его жена нуждается в лечении. Он не сталкивался с подобными проблемами раньше и первым делом пригласил к Диане не врача, а друга-философа. Теоретически Лоренс ван дер Пост мог, используя концепцию своего друга Юнга, помочь Диане обрести себя. Но выбор все-таки был сделан неудачный: Диана ненавидела писателя, чьи книжки читал Чарльз во время их медового месяца. К тому же она не была готова признаться, что ее мучает булимия. Беседы прошли впустую, и Диану пришлось отправить к врачам в Лондон.
Рассуждая потом о совершенных ею самой ошибках, Диана вновь возложит вину на окружавших ее людей: «Моя беда в том, что рядом со мной никогда не было человека, который мог за руку провести меня по минному полю, называемому жизнью, или хотя бы указать проход по нему, чтобы я не подрывалась на
Про булимию она говорит со знанием дела. Со временем принцесса признает болезнь и попытается с ней сразиться. «Я называю булимию тайной болезнью, основная причина которой кроется в низкой самооценке. Ты считаешь себя никому не нужной и ни на что не способной. Ты начинаешь наполнять свой желудок всевозможной пищей — четыре, пять раз в день, иногда и больше, — и тебе становится легче. Ты чувствуешь, как пара невидимых рук заключает тебя в свои объятия. Но это лишь на время. Чувство радости сменяет отвращение к собственному обвисшему пузу, и ты пытаешься вернуть все назад».
Советы, которые ей давали, Диана предпочитала не слушать. Когда человек хочет вызвать к себе жалость, в его задачу не входит найти выход из ситуации, а лишь загнать себя в нее посильнее. Единственное, что стало у Дианы получаться в ту первую осень в бытность ее принцессой, это общение с народом. Наверное, сказывались гены предков, запросто снисходивших до простых людей. Не исключено, что и сама Диана, оказывая знаки внимания посторонним, выплескивала из себя накопившуюся нежность и доброту, которым не хватало применения в кругу семьи.
Первой поездкой после свадьбы стал визит в Уэльс. Стоял октябрь, и Диана уже знала о своей беременности. Ее постоянно тошнило, а слезливое состояние, и так не отпускавшее в последние месяцы, усугубилось. Чарльз, как мог, старался поддержать жену. Для него не существовало иного выхода из ситуации: Диана обязана была его сопровождать. И он просто просил ее выйти из машины: «выйди и сделай это». «Теперь тоже был отвратительный костюм в красно-зеленых тонах, что совершенно мне не идет, нелепая шляпка с пером… Добавьте к этому нудный, мелкий дождь, холодный ветер и тошноту», — вспоминала Диана. И в самом деле, трехдневная поездка, длившаяся с 27 по 29 октября, проходила при плохой погоде. Лишь изредка выглядывало солнце, а большую часть времени Диана провела под зонтом. Страусовые перья все равно намокли и грустно лежали на шляпке, словно иллюстрируя настроение хозяйки.
Толпы людей приветствовали Диану и Чарльза на улицах. Их не смущал дождь и ветер: стоять в ожидании приходилось часами. Диана выглядела очень худой, но в целом она держалась куда лучше, чем на свадьбе. Костюм она позже зря будет ругать: все наряды (а принцесса каждый день меняла костюмы) ей очень шли, включая шляпки со страусовыми перьями. Очевидно, что Диане куда удобнее и комфортнее было общаться с детьми. Она протягивала для пожатия руку взрослым, но постоянно присаживалась на корточки к маленьким деткам. С некоторыми она перебрасывалась парой фраз, некоторых целовала в щечку. Почему Диану так и тянуло присесть к маленьким зрителям? Не пыталась ли она таким образом укрыться, спрятаться, стать меньше ростом?