Диана. Найденыш
Шрифт:
Купца изгнали, запретив ему посещать Общину пять лет, начиная с этого дня. С него взяли два золотых в оплату работы лекарки, спасшей порезанного им лесоруба, и золотой в уплату пошлины за работу судей Общины. Было предложение высечь любителя поножовщины, но оно не прошло — видимо потому, что купец был искренен в своем раскаянии. Обе женщины-судьи были против порки.
Нулану
В возмещении трактирщику отказали — получать зуботычины есть работа вышибалы, и если каждый посетитель может его так легко отлупить — цена ему медяк в базарный день.
Нулана обязали отработать год у лекарки в возмещение полученного им лечения — без жалованья, на одних ее харчах. В другой раз будет знать, как устраивать мордобой.
На этом суд над купцом и лесорубом закончился.
Что касается шайки разбойников — как оказалось, их на самом деле в селении было десять человек. Трое ушли невредимыми, и самое главное — их главарь. Увидев, что все соратники погибли, он «сделал ноги» прямо в ночь.
Пойманного убийцу и насильника казнили. По мнению северян — довольно-таки легко казнили. Привязали к столбу раздетым догола и облили водой. За ночь он превратился в покрытую инеем скульптуру. Поговаривали, что Глава стал слишком мягким — в прежние времена он бы такого гада четвертовал — сам, лично, и только тогда бросил бы обрубок умирать на морозе. Но говорили только за спиной — Кормак, несмотря на свою доброту, отличался крутым нравом и запросто мог сломать челюсть хорошей затрещиной. Да и сыновей с зятьями у него набиралось на целый отряд — с такими не поспоришь, себе дороже.
Трупы разбойников отправили в город, в Магистрат — с пояснительным письмом, в котором говорилось о обстоятельствах их поимки.
Прошел праздник Перелома, и село зажило своей обычной жизнью. Лесорубы отправились на дальние делянки, мастерские заработали как прежде, тихо днем, никого на улицах, и только дымы, струящиеся из домовых труб говорят о том, что село живет так же, как и раньше. Будто и не было никаких разбойников, казней, и всяческих таких событий, обсуждения которых хватит народу еще лет на пять вперед. В селе никогда ничего не происходит, а тут такое! Хоть есть теперь о чем поговорить.
К лавке лекарки не зарастала тропа. Девушки, парни, мужчины и женщины — много людей в селе, много у них болезней. И никто не уходил обиженным. Пришлось Уне завести тетрадку должников, которые клялись-божились, что расплатятся в ближайшем будущем. Она знала, что многие не смогут оплатить ее труд и затраченные снадобья. Но все равно лечила всех, без исключения. Деньги у нее есть, а может ей когда-нибудь и зачтется ее доброта — в ином мире. Если есть эти самые иные миры.
Впрочем — Диана-то откуда-то взялась? Из другого мира! Значит, не врут эти самые храмовники!
Диану в храме записали на имя Уны — на настоящее имя. Уна отдала отцу Игне за это целый золотой — чтобы он внес Диану в старые записи пятилетней давности. Как он это сделал — неизвестно. Но сделал. А еще Уна ему сказала, что если уважаемый отец разболтает тайну, которая ему доверена — она его так заколдует, что он не то что не сможет исповедовать молодых женщин в своей келье, но даже найти не сможет свой мужской аппарат. Тот просто отвалится. И храмовник ей легко поверил, потому что слава о великой лекарке давно уже вышла за пределы села, и к ней приезжали люди даже из города. ЭТА — точно заколдует! Да и не должен он выдавать тайны прихожан — эдак можно не только лишиться места в общинном храме, но и потерять голову. Лесорубы люди простые, вначале рубят — потом спрашивают.
И потекла жизнь в селе размеренная, и можно сказать — скучная. И слава богам! Лучшие новости — это отсутствие новостей. Это Уна знала наверняка.
Конец первой книги.