Диапазон скорби 1942
Шрифт:
— Если он скажет. Неизвестно, какие обязательства у него перед Сталиным. Но я обязательно задам ему этот и другие вопросы.
Дождавшись, когда помещение покинут расставлявшие и сервировавшие десерт повар и официант, Президентская чета продолжила разговор, причём тему снова сменила Первая Леди.
— Фрэнки, ты обратил внимание, как легко и естественно в речи человека из будущего звучат такие словосочетания, как «права человека», «демократические свободы», «свободная политическая дискуссия», «мощнейшее феминистическое движение» — то, чего не услышишь от посланцев известного нам СССР и в их лозунгах для своего собственного населения?
— Да.
Они немного помолчали, а затем супруга Президента США поделилась с ним тем, что её задело лично:
— Меня поразило, что при всей своей комплиментарности, готовности к диалогу и к идеям сотрудничества, каким… язвительным и неожиданно агрессивным был выпад господина Рожкова в адрес «Дома Свободы» (К.И. — Freedom House).
–..Да… кто бы мог подумать, что для него — это организация — инструмент будущего нашего «Центрального Разведывательного Управления» для переворотов в неугодных странах… что в ней скапливаются наши якобы зловредные отставники из числа, как он выражается — «рыцарей плаща и кинжала», взаимодействующие с… «несистемной оппозицией» в других странах… очень любопытный термин. Неприятно, что так воспринимают в будущем организацию, к созданию которой ты причастна. Меня тоже очень расстроила подобная оценка. Но всё намного лучше, чем кажется на первый взгляд.
— Почему ты так думаешь?
— Сам факт, что в 21 веке в России присутствуют легально пусть и лоббисты нашей точки зрения и они не сидят в лагерях в Сибири… пусть Рожков и презрительно отзывается о них как «поедателях грантов», говорит о том, что в будущем взаимодействие между странами идёт более цивилизованно. Особенно если вспомнить то, что он говорит об обвинениях в США 21 века о вмешательстве России в нашу внутреннюю политическую жизнь… вывод, который я делаю — происходящее, скорее всего, взаимный процесс. И очень хорошо, что всё остаётся, по большому счёту, на уровне политических дрязг и межгосударственной перебранки, без серьёзных конфликтов.
— Но марксисты есть и сейчас у нас. Наша демократическая система позволяет существовать официальному коммунистическому движению с сотней тысяч активистов. Они даже свою партию организовали, пользуясь нашими свободами и правами!
— Да, это так. А у них, в СССР — сейчас нет никого, кто мог бы легально возразить Сталину! И то, что в будущем всё сместилось в пользу наших идеалов, говорит об их преимуществе. Сейчас у них… — Рузвельт пренебрежительно отмахнулся —..все дискуссии — глубоко внутри верхушки партии… их этого… — он старательно выговорил термин —.. «ЦЭ-КА» и часто с последствиями, если вспомнить их предвоенные кровавые чистки!
Его супруга, не менее внимательно слушавшая и задававшая вопросы путешественнику во времени возразила:
— Человек из 2018-го говорит, что и в будущем очень спорят об причине предвоенных советских репрессий, он же нам сказал что основная масса исследователей соглашается, что это был ужасный самоподдерживающийся процесс, когда жёсткая политическая борьба внутри партии большевиков выплеснулась за её пределы, и благодаря всеобщей атмосфере
— Может так, а может и нет. В будущем тоже может быть много причин трактовать по разному то, что случилось в СССР. Меня поразили те цифры, которые он озвучил, исходя из знаний будущего. 600 тысяч расстрелянных за 1937 и 1938 год!
— Да, я запомнила эти цифры. Это ужасно, но ты обратил внимание, как он яростно протестовал против даже попытки сравнения Сталина с Гитлером? И то, что данные два года — это пик того, что названо термином «ежовщина», по фамилии того комиссара русской контрразведки, которого Сталин сам отправил на казнь, обвинив в незаконных репрессиях?
— Не могу пока понять, как ко всему этому относится. С одной стороны, потомок, своими рассказами и сведениями из архивов будущего фактически изобличает режим Сталина, с другой стороны принимает его как неизбежное зло. И даже сам сотрудничает с ним.
— Это отношение из будущего, Фрэнки..
— Да, возможно нежелание ворошить прошлое… а у меня ныне появляется сильнейшее искушение держать Сталина в узде, имея эти сведения. Обвинения в кровавом терроре в отношении своих граждан могут быть очень сильными аргументами. Особенно если их удастся после войны как-то подтвердить… но я сейчас сам бью себе по рукам, напоминая, что это именно Сталин отпустил потомка к нам. Что он услышал о нас и послевоенных США такого, что главный большевик не боится того, что скажет господин Рожков?
— Мы ничего не сможем доказать, а отношения с СССР испортим навсегда, выступив в роли «неблагодарных предателей»?
— И это тоже. «Холодная война» может снова случиться. И пойти совсем по иному… а вдруг мы не удержимся на краю, как «тогда»?
— С другой стороны, если ориентироваться на слова господина Рожкова о послевоенных преследованиях коммунистов и других сторонников левых взглядов, у нас всё было намного мягче. Эта комиссия «сенатора Маккарти», о которой помнит Рожков, как какое-то развитие ранних расследований Конгресса… на фоне того, что творилось перед войной в государстве Сталина — просто детская шалость в отношении людей левых взглядов, небольшая несправедливость. А войн в Корее и Французском Индокитае мы можем избежать… И даже последующие расовые волнения в нашей стране… проблему сегрегации мы в любом случае должны решать. Возможно удастся сделать это раньше. К конфронтации может подвести только поведение большевиков, а не нас… мы всегда только принимали некие защитные меры. А они агрессивно продвигали свою идеологию по всему миру.
— И тем не менее, Сталин отпустил его. И я помню слова главного большевика о готовности, в крайнем случае, «всё рассказать всему миру..». Нам, действительно, не нужен большой хаос — когда две главнейших страны планеты будут на виду всего мира обвинять друг друга в том, что случилось в «ином будущем»! И ещё дьявол знает в чём, ссылаясь на отрывочные сведения от настоящего путешественника во времени! Этой фантасмагории, воплощённого в реальности возможных бесчинств по всему миру никому не надо. Меня в дрожь бросает только при мысли о том, как все нынешние колонии разных европейских держав отреагируют на факт того, что все они получили, разными путями независимость. Я, кончено же, поддерживаю то, что случилось в прошлом мира Рожкова и что, несомненно, произойдёт и у нас, но процесс может быть… крайне хаотичным. Остаётся надеяться — что Сталин действительно желает прочного и справедливого мира после войны. Нам нужно, наблюдая за его действиями, понять — как глубоко он изменился под влиянием знаний из будущего.