Die Kante und das Kind
Шрифт:
«Это лицо ангела… Падшего ангела… Падшего, потому что она связалась с Матисом. Падшего, потому что умерла – Дитфрид не сомневался, что его мать мертва, – не естественным путём. Падшего, потому что оказалась никому не нужна. Ни Матису…»
Рука схватилась за калитку и потянула её на себя.
«Странно, я же закрывал…».
Ноги медленно, с лихорадкой в коленях, добрались до ванной комнаты.
Выбросив одежду в угол душевой, – такой слой грязи кидать в стиральную машинку, было самоубийством и для мальчика, и для машинки, – Дитфрид включил воду… Тёплый, почти горячий душ, расслабил мышцы тела.
Дитфрид чувствовал себя так, словно выполз из туго затянутого рулона колючей проволоки… а это почти так и было.
10
В третий раз, проснуться оказалось не страшно… и практически не больно.
Несмотря на то, что теперь мальчик чувствовал, что это у него по кругу вспорот живот, а по позвоночнику течёт, как он наконец-то вспомнил, густая венозная кровь. Несмотря на то, что лицо матери вызывало всю ту же жалость, боль и тоску, мальчик был рад проснуться в мягкой, чистой постели, будучи чистым.
«Ещё бы Throbbing Gristle включить и можно быть на какое-то время полностью довольным…» …Но Дитфрид не хотел вылезать из-под одеяла.
На часах было почти два часа дня. Домой он пришёл в семь часов и сколько-то минут утра. В это время все спали, и никто не услышал возвращения старшего… Как, собственно, и ухода.
Дитфрид повернулся лицом к компьютерному столу. Тело практически не болело, за исключением грудной клетки и затылка. На первый взгляд вывихнутая кисть левой руки, теперь спокойно выгибалась во все стороны без намёка на неудачное, утреннее пикирование.
«…Неудивительно.».
После всего произошедшего, «исцелённая» кисть это самое меньшее, чему стоило удивляться. А вот абсолютная тишина в доме, вызывала куда больше вопросов…
11
Толчки в спину прервали слепой сон. Резкий поворот отозвался жгучей болью в шее и боках… Дитфрид громко зашипел, проклиная всё и вся.
– Кончай шипеть. – прошипел Адалрик, выпрямляясь.
Дитфрид оскалился, всё ещё шипя от боли.
– Ты?! – его глаза налились кровью, – Хули ты забыл в моей постели, мудень?
– Клад ищу, ебантяй. – съёрничал Адалрик, – Давай, поднимай свою задницу, разговор есть.
– Не умрёшь, утром изложишь. – раздражённо плюнул Дитфрид, медленно поворачиваясь лицом к стене.
…От боли остались лишь тёплые следы на нервах. Можно было вернуться ко сну, что Дитфрид и начал делать, укутываясь в одеяло…
Только ему удалось найти удобную позу для сна, как за одеяло потянули. Потянули с такой силой, что Дитфрид отдёрнулся вместе с ним, (не)благополучно рухнув на пол.
Не дожидаясь изречений «сверху», Дитфрид вскочил, почти угодив в подбородок нарушителю покоя.
– Да чтоб тебя. – шикнул Адалрик, – Успокойся же!
Он сделал несколько шагов к двери, выставляя руки перед собой.
– После этой… – Дитфрид поднял одеяло и броском вернул на кровать, – …хуйни, я успокоюсь только если ты выйдешь отсюда! – уже в полный голос, проговорил он.
Братья стояли друг напротив друга, являя собой противоположности. Спокойный на вид Адалрик и взведённый, как бензопила, Дитфрид. Последний знал, что они оба рады наброситься друг на друга, просто стоящему напротив удаётся скрывать это намерение… Именно поэтому, Дитфрид, урезая моргания, смотрел исключительно в глаза оппоненту.
– Дитфрид. – подал голос Адалрик. Он всё ещё говорил спокойно, – Успокойся, шуметь ни к чему… – он медленно поднял правую руку, указывая на стул рядом с братом и, также медленно, сказал, – …и ради Христа, сядь и выслушай меня.
Дитфрид слегка прищурился.
«Мудаку явно нужно что-то важное, иначе, он бы не ограничился сбрасыванием с кровати…».
– Быстро ты остыл, братец. – выходя из стойки, тихо сказал Дитфрид, – Я в душе не ебу сколько сейчас времени, но надеюсь, повод того стоит.
Повисла пауза. Адалрик ожидал, что брат сядет, но тот лишь выпрямился и со слегка склонившейся набок головой, дал понять, что слушает.
– Тебе всё-таки стоит присесть. – сказал Адалрик.
– Не стоит. – парировал Дитфрид.
«Он согласился выслушать…» – заключил Адалрик. Этого было для него достаточно.
«Мудак не должен считать себя главным в ситуации!..» – говорил себе Дитфрид.
Адалрик вздохнул, поджав губы. Старший сдержал улыбку.
– Ладно, пропустим твоё упрямство… – сдался младший.
Пока он выдвигал стул из-за стола, Дитфрид медленно опирался рукой о край этого же стола и позволил себе улыбнуться. Пока что, уголком рта и без глаз.
Адалрик повернул стул спинкой вперёд и выдохнув, начал:
– Я хочу поговорить об отце.
Дитфрид кротко кивнул.
Адалрик снова выдохнул.
– Он переживает за тебя. Между вами много неоговорённых моментов и он прекрасно помнит каждый из них.
Дитфрид не понимал тон брата. Он словно подводил его к ответу на вопрос, который ещё никто не озвучил.
– Говоря глобальнее, он переживает за каждого из нас.
– Странные дела. – сухо ухмыльнулся Дитфрид.
– Угу. – Адалрик сжал губы и уставился в ночную темень за окном, – Сам удивляюсь. Понимание того, что мы такие же живые люди, доходит до него ни как белка, а как факт, с которым ничего не поделаешь. То же самое касается и его прошлых выходок, когда он, например, едва не сдетонировал здесь газовый баллон, находясь под жуткой смесью героина и ещё какой-то синтетической дряни…
– Ты экспертизу проводил? – с иронией, спросил Дитфрид.