Дикарка у варваров. Песнь Сумерек
Шрифт:
— Росинка…
Оглушённая падением, я приподнялась, с надеждой заглянула в лицо Вэя… и слёзы хлынули безудержным потоком. Оно было бледным, неживым, из-под полуприкрытых век смотрели тусклые глаза. Мой гэгэ, мой лучший друг, мой защитник, мой… я зарыдала в голос, подвывая, и повторяя его имя. А потом, не в силах оставаться возле его безжизненного тела, пошатываясь, поднялась и понеслась прочь, не разбирая дороги.
Снова звон оружия и возгласы… Очнувшись, я вытерла глаза, не понимая, как вышла к показанной Вэем арке. А перед ней около трёх десятков халху бились с… Фа Хи. Ни разу не видела моего учителя в настоящей схватке. Восхищение ловкостью и скоростью, с какой он двигался, заставило на мгновение забыть о боли из-за смерти Вэя. Мой учитель был один, вокруг — с дюжину неподвижных тел врагов, но тех, что были живы, было слишком много. Фа Хи был обречён и, кажется, это знал. Но лицо его было невозмутимо, как всегда, движения — точны и смертоносны. Он наверняка мог скрыться, но остался здесь, продолжая эту безнадёжную схватку…
Замерев в тени забрызганной кровью колонны, я видела, как из арки неторопливо выехал всадник. Не знаю, как он добрался сюда на лошади, но, судя по доспехам и горделивой осанке, был над варварами главным. Окинув небрежным взглядом место схватки, коротко бросил по-китайски:
— Этого оставить живым!
Фа Хи только усмехнулся.
— Живыми отсюда не уйдём ни я, ни ты, варвар.
Мой учитель вдруг подскочил и, пробежав по стене почти параллельно земле, крутанулся винтом, устремляясь к монгольскому начальнику. Свист рассекаемого воздуха, блеск меча. Монгол, явно не ожидавший нападения, шарахнулся в сторону вместе с лошадью и, не удержавшись, рухнул вместе с ней на землю. Фа Хи, приземлившись как ни в чём не бывало, отразил удары сразу трёх халху. Но я увидела, как один из варваров чуть поодаль, нарушая приказ, замахивается копьём, целясь в спину моего шифу — оружие труса, поразившее Вэя — и закричала так, что зазвенело в ушах. Фа Хи резко обернулся, по только что невозмутимому лицу мелькнуло смятение, и варвары воспользовались тем, что он отвлёкся. Держа перед собой щиты, набросились одновременно со всех сторон, а я, не помня себя, тоже понеслась к учителю. Помочь ему, конечно, не могла, но за этот ужасный день видела слишком много смертей и теперь не собиралась безучастно смотреть на ещё одну.
Звон мечей, всё-таки брошенное копьё, просвистевшее рядом с моим ухом. Я чувствовала, как локоть налетел на что-то твёрдое и оно подалось, когда я с силой ударила, как нас учили на тренировках — мой первый прямой удар, и как мой кулак размозжил кому-то нос… но потом что-то сшибло с ног, меня грубо подхватили и чуть приподняли над землёй. Оглушённая, я усиленно моргала, стараясь удержаться в сознании. Меня держат за руки, растянув, как для распятия. Передо мной — Фа Хи, окружённый щитами и обнажёнными клинками, рядом — уже взобравшийся на лошадь начальник, а надо мной — занесённая сабля. Я яростно дёрнулась, попыталась укусить стиснувшую предплечье пятерню, но замерла, услышав спокойный голос Фа Хи:
— Жизнь за жизнь, — он бросил меч к ногам окруживших его врагов.
Я снова попыталась брыкнуться, и голос учителя зазвучал вновь — теперь уже в моём сознании:
— Не смей. И не произноси ни слова.
Начальник халху секунду разглядывал Фа Хи, потом повернулся ко мне и чуть сощурил глаза:
— А это что? Откуда оно родом?
— Из латинян, — ответил за меня Фа Хи.
— Ещё не видел ни одного из них так близко, — хмыкнул монгол. — Что ж, наверняка и кагану будет интересно взглянуть. Забрать обоих и поджечь всё. Возвращаемся! — и понёсся по направлению к восточным воротам.
[1]Цзебянь — китайское холодное оружие, представляющее собой цепь из нескольких металлических сегментов.
Меня дёрнули вверх, но я шарахнула коленом между ног одного из халху, от другого получила оплеуху, от которой потемнело в глазах. И опять до меня донёсся голос Фа Хи:
— Перестань сопротивляться, Юй Лу. Ты должна выжить.
А потом словно тёмная туча заволокла сознание. Я чувствовала, что меня куда-то тащат, швыряют на что-то твёрдое, и оно начинает двигаться… но уже не понимала ни где я, ни что со мной происходит. Вэй мёртв. Эта мысль билась в сознании снова и снова. Моя жизнь в монастыре, мои друзья… моё возвращение домой через семь лет… Я ведь обещала вернуться! Представила, как мама взволнованно говорит отцу, что слышала мой голос. Отец не верит, списывая всё на горе, и пытается её утешить. Но мама, конечно, расскажет всё бабушке. А бабушка решит, что моя чистая любящая душа не может вынести боли родных и упокоиться с миром. Я представила, как они сидят в нашей гостиной, с выключенным светом и зажжёнными свечами. Мама, блестя глазами, говорит, что пойдёт к экстрасенсу — уже даже нашла подходящего, а бабушка уверяет, что это — грех и ни к чему хорошему не приведёт. И снова я, не выдержав, выкрикиваю, что со мной всё хорошо, и они обе вскидывают головы.
— Слышишь? — в глазах мамы блестят слёзы. — Я же говорила… Солнышко, это ты? Пожалуйста, не уходи…
— Я жива, но в другом мире… в параллельной реальности, не знаю точно, как назвать… — сбивчиво начинаю объяснять я. — Попала в неё, сорвавшись с вершины холма, и теперь должна оставаться здесь, пока снова не появится та голубая комета, и тогда смогу вернуться. Это будет через семь лет, в том же месте, в то же время. Вы же будете меня ждать?
— Конечно… конечно, моё сокровище, — кивает мама, заливаясь слезами. — Но не уходи сейчас, скажи что-нибудь ещё…
— Это невозможно, — крестится бабушка, и я обращаюсь к ней:
— Бабуля, я правда жива. Не плачьте, ладно? — но тут, как и в прошлый раз, их образы начинают расплываться, и я торопливо добавляю:
— А папе скажите, что тигра я так и не встретила. Но зато у меня есть учитель, с которым он бы наверняка поладил. Его зовут…
— Юй Лу, — повелительный голос Фа Хи буквально вырвал меня из полумрака нашей гостиной.
Я задохнулась, и, потеряв равновесие, шлёпнулась ладонями о… дно телеги. Я — в медитативной позе — не помню, как в неё села. Лицо — в слезах, на руках — кандалы. Рядом — Фа Хи с такими же «браслетами» на запястьях. Вокруг — пешие и конные варвары, а впереди — приближающиеся стены города.
— Это Астай — столица халху, — продолжал звучать в сознании голос Фа Хи. — Нас везут к кагану. Уверен, твоя жизнь теперь в безопасности, но с необычной внешностью и юным возрастом ты окажешься в гареме кагана или одного из его приближённых, как только с тебя смоют грязь и кровь. Если хочешь этого избежать, сделаем, как я скажу. Каган и остальные должны считать тебя юношей — немым юношей, оставленным латинскими купцами в нашем монастыре. Мы назвали тебя Сан.
Сейчас меня и правда можно принять за парня — волосы собраны в пучок на темени, как у всех адептов, независимо от пола. Слои одежды скрывают фигуру, в которой ещё нет особой женственности. Если сказать, что я — мальчик, кто будет это проверять? И на самом деле мне всё равно, кем считаться… Звякнув цепями, я протёрла глаза. Голова немного кружилась и хотелось пить. Я оглянулась на раскинувшуюся за нами степь. За ней вдалеке — очертания гор. Но эти совсем не похожи на покрытые лесом горы, по склонам которых разбросаны монастырские строения. На сколько же я выпала из реальности? Один из всадников понёсся вперёд — предупредить о нашем приближении? Я растерянно посмотрела на Фа Хи.
— Поняла всё, что я сказал? — мысленно спросил он. — Если да, то кивни.
Я слабо кивнула и перевела взгляд на стены столицы халху. Высокие, но не настолько, чтобы впечатлить меня после отеля Бурдж-эль-Араб в Дубае, в котором мы отпраздновали моё десятилетие. Какое волшебное было время… Но воспоминания были прерваны — мы въехали в ворота. А там… узкие улочки, убогие лачуги, растрёпанные женщины, готовящие какое-то варево в огромных котлах прямо перед порогом, целые оравы чумазых детишек, торговцы подсовывающие свой товар чуть не под морды лошадей… Но никакой агрессии по отношению к нам, скорее любопытство. Некоторые, глазея, подошли слишком близко, и наш конвой быстро разогнал их пинками и плётками. Это — и есть столица? Как же тогда выглядят простые селения?