Дикая энергия. Лана

Дяченко Марина и Сергей

— Нет.

— Зря… Как же ты, без подзарядки?

— Я дикая. Живу своим ритмом.

— Чего-о?

— Своей энергией. Дикой.

— Значит, это правда, — говорит с отвращением. — Значит… тебе не нужна подзарядка.

— Нет.

Он скалит зубы в темноте. Страшная и жалкая гримаса.

— А мне не хватает шести доз. Завтра не хватит семи. Они меня держат на поводке… Ты знаешь, как это — сдохнуть, когда тебе не хватает шестой дозы?!

Он в точности повторяет слова того человека из подворотни.

— Нет, —

отвечаю честно. — Но сначала я тоже подзаряжалась. А потом перестала. Это просто, надо только…

— Просто? — Его глаза, кажется, светятся в темноте. — Ты просто мутант. Уродец. Вы все — мутанты. Ошибки природы. За это вас скормят Заводу. Завод любит таких. Вы — дрова для его печи. Вы — топливо. Есть топливо для людей… А есть топливо для Завода.

— Ты врешь, — говорю твердо.

Он снова скалится:

— Завтра узнаешь, вру я или нет. Завтра вы все шагнете в печь. Или что там у него вместо печи… Я везу полный вагон корма. Он будет доволен. Он прожорливый, Завод… Но он не ест таких, как я. Только таких, как ты.

— Григорий, — говорю я, и голос у меня дрожит.

— Я сорок лет знаю, что я Григорий! Думаешь, я взялся бы за эту работу, если бы они мне не давали по шесть зарядок за ночь?! Ты… «дикая энергия»… «своим ритмом»… но завтра тебе конец. А я — я, может, протяну еще неделю… и кто из нас умнее?

Не дождавшись ответа, он уходит в глубь своей кабины.

В темноту.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Вагон летит над темными горами. Поскрипывают блоки на крыше. Окна затянуты железной сеткой. И некуда бежать.

Мои товарищи по несчастью спят. Пытаюсь их растолкать — напрасно. Ритмичное постукивание блоков загипнотизировало их. Если бы не мой барабан, носитель другого ритма, я сейчас дрыхла бы вместе с остальными.

Но что толку в том, что я не сплю? Двери крепко заперты снаружи. Сетку на окнах невозможно разрезать или разорвать. Дыра в полу, служащая туалетом, слишком узкая — в нее не пробраться… А если мне и удалось бы спрыгнуть? Внизу — темнота, не видно даже огоньков. Воет ветер. Наверное, очень высоко. Уж лучше прыгать с небоскреба.

Мужества осталось совсем чуть-чуть. На донышке. Хочется реветь и бить кулаками в пол. Вместо этого сажусь на свой матрас, обнимаю колени и думаю.

Меня обманули, как маленькую девочку. Провели. Будь я хоть немного внимательнее, нашла бы нестыковки в словах Стефана… Ловца. Вот почему он Ловец. Он ловит таких, как я, генераторов. А приманка — слово «Завод». Он сказал: «Ты поедешь на Завод», и я перестала думать. Перестала сомневаться… И вот я еду на Завод.

А может, Григорий соврал? Сказал гадость, чтобы отомстить мне за что-то? За то, что я не нуждаюсь в подзарядках? За то, что я оказалась среди избранных?

Я снова вспоминаю разговоры с Ловцом — каждое слово, каждый взгляд. И понимаю: Григорий сказал правду. А Ловец… да ведь и он сказал правду,

только не всю. Меня пригласили на торжественный обед, но не предупредили, что я не гость, а блюдо!

Хуже всего для меня — не предательство Стефана-Ловца и не слова Григория. Завод всегда представлялся мне добрым. И в страшном сне не могло присниться, что в качестве топлива он использует людей.

Чем дольше я об этом думаю, тем безнадежнее мне становится. Я ищу выход. Еще раз: двери заперты снаружи на задвижку. Железная сетка на окнах закреплена стальными штырями. Дыра в полу слишком узкая… И оттуда, из дыры, дует прямо-таки ледяной ветер. С каждой минутой становится холоднее. Черные окна делаются сизыми, на них проступают сложные, по-настоящему красивые узоры. Что происходит?

Мои товарищи по несчастью спят, тесно прижавшись друг к другу. У некоторых девчонок ночная косметика. Я стараюсь не смотреть на их страшные мерцающие лица.

Становится так холодно, что я подбираю с пола свой матрас и заворачиваюсь в него. Не помогает: меня бьет крупная дрожь. Никогда в жизни так не мерзла!

Григорий возится в своей кабинке. Сквозь постукивание блоков слышу, как он кряхтит. Потом мутное окошко кабины на секунду освещается живым огнем. Я слышу запах дыма. И почти сразу делается теплее.

У него в кабине печка! Настоящая старинная печка, в которой жгут уголь или дерево! Значит, тут всегда так холодно. Чтобы топливо для Завода не превратилось в ледышки, его надо подогревать.

Мне никогда не приходилось греться у настоящей печки. Но Перепелка рассказывала, как много лет назад двое молодых диких развели в закрытой комнате огонь, заснули рядом с ним и не проснулись: они не знали, что где огонь, там и дым, а дыму надо давать выход, иначе он убьет тебя. Угоришь. Задохнешься.

От печки Григория все сильнее воняет дымом. Если бы не отверстие в полу — мы все могли бы задохнуться на полпути к Заводу…

— Григорий, — говорю я, даже не успев додумать эту мысль до конца. — А что тебе будет, если ты привезешь на Завод одиннадцать трупов?

— Ты еще не спишь? — спрашивает он сквозь зубы. — Лучше спи.

— Кому лучше? — Я посмеиваюсь в темноте. — Слушай, сейчас я заткну матрасом дыру в полу. Будет полный вагон дыма. Все задохнутся во сне. Что скажут твои начальники? Как ты думаешь, они дадут тебе подзарядку на следующую ночь? Хоть одну порцию?

Он ругается.

— А если ты загасишь печку, они замерзнут во сне. — У меня зуб на зуб не попадает, но уже не от холода, а от волнения. — Им так будет лучше. Но виноват будешь ты. Ты и в самом деле виноват: кто тебя за язык тянул? Зачем ты рассказал мне правду?

— Я пошутил, — говорит он с ненавистью. — Мне просто завидно. Вы будете жить, не нуждаясь ни в чем, счастливые… А я так и буду гонять вагоны туда-сюда.

На долю секунды я ему верю. Просто потому, что очень хочется поверить.