Дикая кошка

Коридоры пустого старого здания наполняли женские крики, полные боли.

— Тужься! — приказал старый доктор, профессия которого была другой.

— Не могу, — взмолилась совсем юная девушка с огромным животом, не обращая внимания на то, что слезы смешиваются с обильно текущим потом.

— А я тебе не смогу помочь, — не выдержал мужчина, и, увидев, как она снова сжалась от очередной волны боли, приказал: — Тужься!

— Ааа, — закричала она.

Ее крик разнесся по пустому старому зданию. Эхом за ним последовал писк новорожденного малыша. А вскоре

— Я это сделал… сделал, — счастливо шептал мужчина, заворачивая нового человечка в мягкую ткань. Он радовался до того момента, пока не увидел ее глазки и спешно осенил себя знаком веры, надеясь на ее защиту.

— Кто? — слабо спросила девушка, не обратив внимания на напряженность своего доктора. Не имея сил даже поднять руку. Никто не знает, почему они встретились. Какая выгода ему от этого дела. И почему девушку не отнесли в больницу к специалистам.

— Мальчик, — почему-то солгал доктор, который обычно лечит зверей. Наверное, он не хотел акцентировать внимание на том, что женщины в этом мире мало прав имеют.

— Александр, пожалуйста, назовите его так, — прошептала бледными губами она. Девушка знала, кто родился, но сделала вид, что поверила. С каждой секундой ее дыхание становилось порывистым. Каждый новый вдох давался с трудом.

— Ты чего, эй? — деревенский мужчина, которому неведома вежливость, спешно положил младенца в коробку и, подойдя к роженице, попытался прощупать пульс, — Кто будет за ней присматривать? Открылось кровотечение, которое остановить не смог бы даже опытный медработник. И с каждой каплей жизнь покидала и без того ослабевшее юное тело.

Пульса не было. И что бы ни предпринял доктор, она больше не подала признаков жизни. А спустя несколько часов стражи порядка нашли на городской свалке тело девушки, которая умерла от потери крови. Они не стали искать младенца. В этом жестоком и без того перенаселенном месте, лишний рот был ни к чему. Они только надеялись, что малыш не выжил.

Но их надеждам не суждено было сбыться, так как в эту ночь у двери приюта святой Родительницы нашли коробку с багровыми разводами по краям. А в ней мирно спала новорожденная темноволосая девочка. В складках ее первой пеленки был крошечный клочок бумаги с идентичными пятнами, на которой было единственное слово: «Александра».

Он все же сжалился над девочкой и отнес туда, где о ней, возможно, позаботятся.

— Пустите, гады! — закричала я, изо всех сил стараясь вырваться, но держали меня крепко. Даже рукой пошевелить не получалось.

Двадцать наемников! Двадцать!

Сайир вообще совесть потерял? Или он настолько боится меня, что за мной охотятся толпами. А самое паршивое, я не успела сообщить ребятам, что меня опять схватили и сейчас несут по лестнице наверх. Или вниз? И неизвестно еще, что этот псих захочет на этот раз.

Я повертела головой в попытке убрать повязку с глаз и хотя бы посмотреть, где мы. А то чувствую себя животным, которого ведут на убой и ничего невозможно изменить. Но так ничего не смогла рассмотреть. Даже зауважала того, который ее завязывал. Качественно. Вот только вот, моя память хорошая, и как только выберусь, его первым прибью. Сама. Потом за остальных возьмусь.

Наконец, меня вежливо кинули на холодный пол, кажется каменный, отчего я невольно застонала и с трудом сделала вдох. Падение немного сместило плотную ткань с глаз и я хоть одним, но смогла полюбоваться довольно ухмыляющимся здоровяком. Значит, не случайно я так мягко приземлилась.

Ну, все, ты свой приговор подписал!

Как только дверь громко захлопнули, я подождала, пока не стихнут звуки шагов и с кряхтением встала. Хотя, встала, это громко сказано. Села, прислонившись спиной к шероховатой поверхности. Хорошо хоть болеть долго не будет. Протянув связанные руки вверх, я стянула повязку и осмотрелась.

М-да, картина оказалась не радужной. Так как похитители оставили меня в подвале, с небольшими окошками, которые собственно и освещали сие мрачное помещение. Громко выругавшись, я потянулась к заколке с лезвием. Эти олухи меня веревкой привязали. Они что, серьезно думали удержать дикую кошку, таким вот примитивным способом?

Меня зовут — Александра, и я изгой. И все дело в том, что от родителей, уж не знаю от которого, я унаследовала странные кошачьи глаза. Все бы ничего, но взрослые почему-то их боятся. И каждый раз при виде меня осеняют себя знаком веры. В первое время меня это страшно бесило. Было время, когда я обижалась, но потом привыкла, и сейчас смотрю на всех этих религиозных фанатиков снисходительно. Мне уже не было никакого дела до их страхов.

Вся моя жизнь прошла в этом приюте, который носит имя нашей святой Родительницы. И если вы думаете, что здесь царит любовь и покой, а дети постоянно распевают песни о вечной любви, то сильно ошибаетесь. Во-первых, до нас, сирот, никому нет дела. Воспитатели если и впихивают в наши головы какие-то знания, то только для галочки. А усвоил ли кто-то материал, никого не волнует. Как никто не следит за дисциплиной.

Во время подачи еды злобная тетка сыпала в тарелку какой-то бурды и, будто насмехаясь, еще и приятного аппетита желала. Никто не смел поперек слова сказать. Не хватало еще без еды остаться. С нее станется.

Но, самое страшное происходит, когда надзирательница выходит из зала. Стоит двери закрыться, как старшие тут же отбирают еду у младших. Нередко мне тоже приходилось ходить голодной, до тех пор, пока не научилась, есть быстро. В детстве, даже это коричневое нечто казалось вкусней всяких деликатесов, и мы сражались за каждую ее каплю. А еду давали нам мало. А за просьбы добавки жестоко наказывали.

Мне было семь, когда встретила своих друзей. Таких же странных как я сама. У Олдвина кожа была зеленной и за это его называли жабой. У Кеарза глаза холодные как у змеи и кличку он получил соответствующую. Ну, а Дейрик наша защита, так как ему уже девять было и он, был сильнее нас. А я получила прозвище — дикая кошка. Это все из-за моего нрава и нежелания сдаться. И моих кошачьих глаз, которые на этой богами забытой планете олицетворяли религиозное зло. Повезло с местом рождения, а главное, никто не знал, к какой расе я отношусь. Да и наводить справки не спешили. Кому какое дело до обычной сироты со страшными, на их взгляд, глазами.