Дикая любовь
Шрифт:
Но мой разум слишком затуманен, чтобы связать слова, и я закрываю глаза, желая оказаться где-нибудь еще. Желая, чтобы все это оказалось дурным сном.
Когда врач приходит, она говорит то же самое, что и Изабелла: утешительные слова о том, что такое бывает, что это не обязательно означает худший сценарий. Она проводит тщательный осмотр, пока Левин держит меня за руку, а Изабелла задает острые вопросы, а когда заканчивает, задает мне еще несколько вопросов о том, как прошел мой день и что я делала.
— Ничего необычного, — слабо отвечаю я доктору. — Большую часть дня я провела с Изабеллой, мы выбрали несколько вещей для дома, я немного прибралась. Я прогулялась по тропинке за нашим домом. Ничего такого, что могло бы вызвать…
— Я не говорю, что это твоя вина, — мягко говорит она. — Просто пытаюсь определить, есть ли что-то, чего нам следует избегать в будущем. Но похоже, что это не было спровоцировано ничем. Это твоя первая беременность, ты молода, в этом нет ничего необычного. Но это рано, и я хочу принять меры предосторожности. Поэтому я хочу, чтобы ты некоторое время соблюдала постельный режим. Не полный постельный режим, ты можешь вставать и ходить, подниматься и спускаться по лестнице, но старайся не делать слишком много. Ничего чрезмерно напряженного. Ничего не поднимай, никаких сексуальных контактов… — она взглянула на Левина, и я почувствовала легкое замирание в животе. Что ж, это дает ему повод не прикасаться ко мне. Это не совсем справедливая мысль, но она есть.
— Надолго? — Слабо спрашиваю я, и она сочувственно улыбается мне.
— Мы проведем повторную оценку на следующем приеме. Если все будет хорошо, и я не увижу никаких признаков, что что-то ненормально, и не будет дальнейшего кровотечения, тогда мы снимем тебя с постельного режима и посмотрим, как пойдут дела. Как тебе это?
— С ребенком все в порядке? — Спрашиваю я, все еще чувствуя себя так, будто мне приходится тянуться вниз и выискивать каждое слово. — Он…
— Похоже, с твоим ребенком сейчас все в порядке, — успокаивающе говорит она мне. — Я не вижу ничего, что указывало бы на то, что у тебя кризис. Я понимаю, что количество крови было тревожным, но я не думаю, что есть необходимость в панике. Просто нужно проявить осторожность. Ты можешь отправиться домой, если хочешь, или остаться здесь на ночь…
— Лучше на ночь, чтобы они могли за тобой присмотреть… — начала говорить Изабелла, но я покачала головой.
— Я хочу домой, — твердо говорю я, глядя между доктором и Левином.
— Ты можешь вернуться ко мне, чтобы я могла помочь. Изабелла прикусывает губу. — Или я могу пойти с тобой…
— Я очень ценю это. — Я хватаю ее за руку, смотрю на нее и надеюсь, что она поймет. — Но я просто хочу быть в своей постели, с Левином.
— Я позвоню тебе, если нам что-нибудь понадобится. Обещаю. — Говорит ей Левин.
Изабелла слегка поджимает губы, но кивает. Я вижу в ней отблеск упрямства нашей матери, но она сдается, несомненно, вспоминая наш разговор на кухне после первого визита к врачу.
Когда мы возвращаемся домой, уже раннее утро. Левин настаивает на том, чтобы мы пошли в гостевую комнату на первом этаже, поскольку наша собственная кровать все еще окровавлена, и он не хочет, чтобы я поднималась по лестнице.
— Я знаю, доктор сказал, что с лестницей можно справиться, — говорит он мне, помогая войти в комнату, положив руку мне на поясницу. — Но я думаю, что лучше не рисковать.
Я хочу быть в нашей комнате, но я слишком измучена, чтобы ждать, пока уберут кровать, и я знаю, что Левин пытается помочь. Поэтому я сдаюсь, молча благодаря себя за то, что в прошлом я потратила силы на то, чтобы обставить и немного украсить комнату для гостей несмотря на то, что мы не ожидаем, что в ближайшее время в ней кто-то будет жить.
Я хочу попросить его остаться со мной, пока я усну, но, как оказалось, мне не нужно этого делать. Он помогает мне выбраться из больничного халата, в который меня переодели, сворачивает его и бросает на другую сторону корзины для белья, чтобы выбросить позже, с особой силой, которая говорит мне о том, как крепко он держится за нить собственного стресса и страха, чтобы сохранить спокойствие за меня.
— Хочешь принять душ? — Спрашивает он, и я прикусываю губу. Я так устала, но в то же время чувствую, что душ мне просто необходим, особенно перед тем, как лечь в чистую постель.
— Не знаю, справлюсь ли я с этим, — честно говорю я ему, и Левин кивает.
— Я помогу, — просто говорит он и осторожно выводит меня из спальни в ванную комнату в холле, где включает горячую воду и помогает мне зайти в душ. — Я пойду принесу тебе одежду, чтобы ты могла переодеться. Просто будь осторожна, пока я не вернусь.
Я не уверена, что именно может случиться со мной, пока я стою под душем, но его забота заставляет меня чувствовать мягкость и тепло, успокаивая страх, который, казалось, поселился в моих костях с тех пор, как я проснулась в окровавленной постели, и оставлял меня с постоянным ознобом. Я стою под струями горячей воды, обхватив себя руками и закрыв глаза от потока эмоций, которые грозят захлестнуть меня.
Я хочу нашего ребенка не только для того, чтобы Левин был со мной. Это никогда не было преднамеренным, и это никогда не было ловушкой. Но я не могу отрицать, что какая-то часть меня боится, что, если я потеряю нашего ребенка, у него больше не будет причин оставаться. Он разведется со мной или просто вернется в Нью-Йорк, и на этом все закончится. Не будет того времени, о котором говорила Катерина, не будет возможности проявить терпение и подождать, пока он постепенно придет к мысли, что снова может быть счастлив.
Я потеряю его во второй раз, и ничего не смогу с этим поделать. Я потеряю все.
Та же мысль билась в моей голове по дороге в больницу. Она повторяется снова, повторяется до тех пор, пока я не чувствую, что могу сойти с ума, до тех пор, пока не открывается дверь и не входит Левин.
Я слышу шорох, с которым он раздевается, и мгновение спустя он заходит в душ вместе со мной, на его красивом лице написано беспокойство.
— Я помогу тебе помыться, — твердо говорит он мне, пресекая все мои протесты. — Ты уже заботилась обо мне, теперь моя очередь сделать это для тебя.
Я так устала, что не могу спорить. Я позволяю ему смыть с меня кровь, стою в оцепенении, пока он моет мои волосы и осторожно скрабирует каждый сантиметр, удаляя больничный запах с волос и кожи, пока в теплом воздухе не остается ничего, кроме мягкого медово-миндального запаха геля для душа и тропического аромата моего шампуня. Затем он помогает мне выйти из душа и высушивает нас обоих.
Он помогает мне облачиться в мягкие пижамные штаны и майку, которые принес мне, а сам надевает чистую одежду, после чего мы возвращаемся в комнату. Он без лишних слов ложится рядом со мной в постель, и я закрываю глаза, зная, что засну через несколько мгновений. Усталость всепоглощающая, и мне хочется сказать ему, чтобы он разбудил меня, если что-то случится, но я и так знаю, что он это сделает.