Дикая ночь
Шрифт:
Ее лицо стало белым, как мыльная пена, но она сумела с собой справиться. Она заставила себя снова улыбнуться и склонить голову набок.
— Ладно, милый. Ты так и будешь здесь стоять? Почему бы тебе не лечь в постель, а я...
— Убирайся... — хлоп... — отсюда... — хлоп...
— П-пожалуйста, милый. Прости, если я что-нибудь... я буду так нежна с тобой, милый. У меня этого не было уже год, и ты не знаешь... ты не знаешь, милый... какой страстной... все, что тебе захочется...
Она перестала говорить. Я схватил ее за волосы и потянул к себе. Она даже не
Она встала.
Она вышла из ванной.
Она стояла на коврике, сопротивляясь мне всем, чем могла сопротивляться, и предлагая мне все, что у нее было. Но она знала, что этого не хватит. Она поняла это раньше, чем я сам.
Она медленно подняла обе руки — так медленно, что движения были едва заметны, — и обхватила ими голову.
Она прошептала:
— Только не в лицо, Карл. Только не бей в лицо...
Я шлепнул ее газетами по животу. Легонько. Потом шлепнул по груди. Потом занес руку над головой — и задержал ее там. Я давал ей шанс закричать или попробовать увернуться. Я надеялся, что она это сделает... и перестанет быть везучей.
Слишком много сегодня было везучих людей.
— Ты отличная актриса! — рявкнул я. — Скажи мне, что ты не актриса. Скажи, что ты меня не заманивала, не обводила вокруг пальца и не пыталась меня использовать. Давай скажи мне это. Назови меня лжецом.
Но она ничего не сказала. Она даже не двигалась.
Я выпустил из рук газеты. Шатнулся вперед, сел на крышку унитаза и заставил себя смеяться. Я захлебывался смехом, захлебывался, и кашлял, и брызгал слюной, раскачиваясь взад и вперед на стульчаке. Это было похоже на реку, которая струилась сквозь меня, смывая весь страх, все безумие и всю тревогу. Она оставляла меня чистым, теплым и легким.
Со мной всегда так бывает. Если я начну смеяться, то все в порядке.
Потом я услышал ее хихиканье, а через секунду — хриплый, грубый смех из ночного бара. Она сидела передо мной на корточках, смеясь и уткнув голову мне в колени.
— Т-ты... чокнутый, спятивший, крутой ублюдок! Из-за тебя я потеряла десять лет жизни.
— Значит, теперь тебе шестнадцать, — сказал я. — Давай-ка посчитаем.
— Сумасшедший! И что на тебя нашло, скажи на милость? — Она подняла голову, смеясь, но глядя на меня встревоженно. — Разве я плохо сделала, что приехала сюда, если сестра и ее...
— Нет, все хорошо, — кивнул я. — Просто замечательно. У меня мурашки пошли по коже, когда я тебя увидел. Просто у меня был тяжелый день, и я тебя не ждал, и... давай на этом закончим. Пусти меня с этого толчка, пока я в него не провалился.
— Да, милый, но...
Я приподнял кулаком ее подбородок.
— Так что? Мы об этом забудем или...
— О... — Она медлила, потом быстро кивнула и вскочила. — Мерзавец! Грубиян! Пойдем, я налью тебе чего-нибудь выпить.
В сумке у нее лежала пинта виски. Накинув на себя халат, она откупорила бутылку, и мы вместе сели на кровать, выпивая, куря сигареты и болтая о том о сем. Особенно объяснять было нечего. Я разбил лед еще в ванной. Теперь она знала, кто я такой, даже если не догадывалась об этом раньше. Она знала, что я делаю в Пирдэйле. Она знала, зачем я пригласил ее в город. И все это ее устраивало.
— Малыш Биггер, — произнесла она, глядя на меня сияющими глазами. — Малыш Биггер! Господи, милый, я столько о тебе слышала...
— Ладно, — сказал я, — значит, я знаменитость? А теперь забудь об этом и никогда не вспоминай.
— Конечно, милый! Карл...
— Я не знаю, как это сделаю. Нам придется над этим поработать. А теперь насчет денег...
Здесь она повела себя умно. Она могла бы сказать — пятнадцать или двадцать штук. И я бы ответил «да». А потом подумал бы и передал куда надо: дамочка что-то слишком много просит. Может быть, лучше просто ее прихлопнуть...
— Ах, милый... — Она напустила на себя скромный вид. — Давай не будем говорить об этом. Можешь считать, что я делаю это только... ради нас. Мы ведь будем вместе, верно? Я имею в виду — потом? И я знаю, что ты не станешь скупиться.
— Потом наступит не скоро, — сказал я. — Мне придется остаться в городе, по крайней мере до лета. Разумеется, ты можешь уехать в любое время, но я не смогу к тебе присоединиться раньше лета.
— Я могу подождать. Куда мы поедем, милый? Я хочу сказать, потом...
— Что-нибудь придумаем. Это не проблема. Если у тебя есть деньги, всегда найдется какое-нибудь место. Мы можем пожить где-нибудь годик или два, пока все не утрясется.
— А ты не... ты не думаешь, что я веду себя ужасно, Карл?
— С чего бы это? Ведь мы с тобой еще не переспали.
— Ты знаешь, о чем я говорю, милый. Ты потом не станешь думать, что я... я могла бы сделать то же самое с... Ты не будешь меня бояться, милый? Не подумаешь, что ты должен...
Я погасил сигарету.
— Послушай меня, — сказал я. — Ты слушаешь? Тогда слушай. Если бы я тебя боялся, тебя бы сейчас здесь не было. Понимаешь, о чем я говорю?
Она кивнула:
— Я понимаю. Карл, милый... — Этот хрипловатый голос: он сыплется на вас, словно сахарная пудра. — Ты не...
— Что?
Она кивнула на лампу.
Глава 10
Трудно рассказать обо всем, что случилось на следующей неделе. Столько всего произошло. Много разных вещей, которые я не мог понять — или боялся понимать. Много событий, которые обрушили на меня и тревогу, и волнение, и страх.
У меня было время. И я должен был его использовать. Босс не хотел, чтобы работу завершили по крайней мере в ближайшие десять недель, так что у меня хватало времени, чтобы как следует присмотреться к обстановке, составить план и, вообще, не особенно спешить. Но после этой первой недели — да нет, даже половины не прошло — я начал понимать, что наши с Боссом пожелания мало что значат.
Шла только первая неделя, но похоже было на то, что она может стать последней.
В эту неделю Кендэлл показал, на что он способен... во всяком случае, намекнул.