Дикая охота. Колесо
Шрифт:
Только духи лесные знали, как же Мара проклинала тот день, когда в дом ее пожаловало это наглое животное. Еще больше женщина проклинала саму себя – за то, что в один прекрасный день решила немного поэкспериментировать с заклинаниями разума. С тех пор кошка умела разговаривать – а что хуже всего, животное никогда не замолкало. Кроме того, характер у зверька оказался тот еще. Мара грозилась вышвырнуть кошку вон, кошка ехидно щурилась и делала вид, что не слышит. Так они и жили. Впрочем, иногда кошка вспоминала о том, кто же она на самом деле, и выполняла свои прямые обязанности: ловила мышей, подолгу спала и мурчала на коленях хозяйки. В такие моменты Мара умильно наблюдала за зверем… пока
– Поди мышь поймай, Ширра. Видишь же, я делом занята.
– Я что, обычная дворовая кошка, чтоб мышей ловить?! – фыркнула Ширра.
– Да. По крайней мере, когда жрать больше нечего.
Ширра недовольно мотнула пушистым хвостом:
– Ишь ты, непреклонная какая. А между тем, я дом охраняю, от незваных гостей берегу – и никакой благодарности от тебя нет. Только ворчишь, как старуха, да травы свои без устали толчешь. Зачем тебе столько?
– В Вергорию отнесу, местный знахарь платит хорошо за лесные травы. Никто из тамошних жителей не полезет в чащобу ради одного цветка альверки, который и цветет-то лишь в новолуние… А на ней знаешь сколько зелий травники варят?
– Понятия не имею, - кошка потянулась и зевнула, блеснув белоснежными острыми клыками, - Сдалась мне твоя альверка… Ну Ма-а-а-ра-а-а-а, - протяжно взвыл зверек, - Я же знаю, там на печи кринка с молоком! Что тебе стоит налить мне блюдечко? Я же бадью не прошу…
Ведьма вздохнула, отставила ступку и вошла в дом. Довольная кошка проследовала за ней – на наглой морде угадывалась победная ухмылка. Мара подошла к печи, где в самом углу стояла глиняная посуда, а у стены – заветная кринка. Женщина взяла глубокое блюдце и наполнила его молоком. Существенным достоинством Ширры было то, что кошка никогда ничего не брала без спросу. Пока не выпросит – не отстанет, но тайно ничего не возьмет.
Мара поставила блюдце на пол. Кошка с жадностью припала к нему, лакая густое молоко и урча от удовольствия. Ведьма усмехнулась. Хороший зверь, хоть и вредный… А между тем сумерки уже обнимали узорные ветви и спускались все ниже к земле. Высоко в небе показались бледные, едва заметные звезды – ничего, к ночи разгорятся. Скоро и лунный серп разрежет черный шелк ночного неба. Вот тогда и наступит время охоты.
Женщина расплела тяжелую косу, встряхнув копной густых черных волос. Взяв деревянный гребень, Мара опустилась в кресло и принялась расчесывать мягкие пряди. Кошка, вдоволь напившись молока, вспрыгнула на колени ведьмы и свернулась теплым клубочком.
– Ты чего развалилась? – беззлобно поинтересовалась Мара, - Я же уйду скоро.
– Но пока же не ушла, - сонно ответила Ширра, прикрыв янтарно-желтые глаза.
Ведьма философски хмыкнула – и то верно. Откинувшись на спинку кресла, она лениво поглаживала мягкую шерсть дремлющей кошки и тихо напевала известную лишь ей одной мелодию. Когда темнота в комнате сгустилась, спрятав под черным плащом очертания и контуры предметов, Мара взглянула на одинокую свечу, стоящую на столе, и сосредоточилась. Мир мгновенно рассыпался мелким крошевом, сотней цветов и оттенков, и в этой круговерти она тут же нашла один: пронзительно-золотой, с алыми отблесками. Женщина легко потянула за эту ниточку энергии, и через несколько секунд фитилек задымился, а вскоре на его кончике заплясал лепесток пламени. Тусклый свет разлился по комнате, разогнав мрак по углам. Скоро уже… Скоро.
Ближе к полуночи ведьма покинула дом, оставив мирно дремлющую кошку в кресле. Та даже не проснулась, когда хозяйка перекладывала ее со своих колен на плетеную поверхность кресла. Теплый ночной воздух ворвался в приоткрытую дверь, заметался легким ветерком по комнате и растворился в аромате сухих трав.
Луна роняла холодный свет на спящий мир. Точнее, просыпающийся… Лес оживал ночью, меняясь, превращаясь в мир тайн и запутанных тропинок. Под босой ногой ведьмы не гнулась трава, не сминались хрупкие лепестки цветов… Ветер мягко колыхал распущенные волосы женщины, серебристые лучи луны вплетались в длинные пряди волшебными нитями. И звезды на небе мерцали драгоценными камнями… В глубине леса тут и там мелькали крохотные сполохи голубоватого сияния – то ли светлячки, то ли болотные огоньки, выбравшиеся из своих трясин. На паутинах сверкала хрустальным бисером роса, где-то в глуши перекрикивались ночные птицы. Время охоты наступило.
Мара остановилась на небольшой полянке, ярко освещенной молодой луной. Женщина замерла, раскинув руки в стороны, и закрыла глаза. Дыхание ее замедлилось, стало спокойным и глубоким. В кронах деревьев поднялся ветер… Не северный, не южный – иной. Ветер пах колдовством и жуткой силой. Он собирался на кончиках пальцев колдуньи, обвивал ее тонкие белые руки и проникал под кожу. Затем – резко, словно по мановению руки – все стихло. Лишь Мара, так и замершая с закрытыми глазами, слышала, как во всех уголках Гарварнского леса просыпаются ночные охотники. Скоро они придут сюда. Волки всегда приходили к ней.
Вскоре на поляне возник из темноты огромный волк. Он не мигая смотрел на ведьму – беззащитную, безоружную. Он мог бы легко перегрызть ей горло, вонзить клыки в мягкую плоть и разорвать колдунью на части. Однако вместо этого волк подошел к Маре и доверчиво ткнулся влажным носом в ладонь женщины. Та потрепала хищника по холке – так, словно они были старыми приятелями. Впрочем, так оно и было.
– Веди стаю, Тень. Ваше время пришло, до утра – лес в вашей власти.
Волк внимательно взглянул на ведьму. Женщина развернулась и неспешно побрела дальше, к восточным болотам. Хищник проводил ее взглядом, а затем поднял морду к луне. Протяжный вой эхом отозвался среди деревьев, проник в самые дальние волчьи логова. Просыпайтесь, братья и сестры. До рассвета – охота…
Луна скользила хрустальным светом по шершавой коре, пестрящей лишайниками и мхами, на изумрудном бархате которых блестела роса. Свежесть, дурманящая разум, наполнила все тело, и ночной лес раскрывался во всем своем великолепии. В синеватом сумраке можно было утонуть, словно в глубоком омуте – и Мара с головой ныряла в этот омут. Ночью все цвета становились гуще, сочнее, ночью все обретало иные очертания и совершенно странные свойства: ветви превращались в тонкие руки, цветы – в упавшие на землю звезды, камни – в силуэты затаившихся неведомых чудищ. А из-под влажных корней, просыпаясь, появлялись крохотные клубочки света, оберегающие темный лес. Ведьма с самого детства любила убегать следом за болотными искрами далеко в чащобы, и сейчас они радостно льнули к ее рукам, поднимаясь из густой травы навстречу давней приятельнице. Если бы у них были имена – она могла бы назвать каждого, самого древнего и только рожденного.
Мара шла следом за веселой сворой болотных огоньков. Те доверчиво подлетали к ней, путались в волосах, садились на плечи. Некоторые из них взвивались высоко вверх и терялись среди звездных искр, другие растворялись в сумраке, а затем вновь возникали из ниоткуда. Отовсюду доносился шепот, слышный лишь ведьме. Женщина слушала голоса диких духов, чьи глаза мерцали в темноте, за густой завесой листвы. Они наблюдали за ней, глядя сквозь ее кожу. В самую ее суть. Тихое постукивание, перешептывания, странный шелест и эти взгляды были вечными спутниками Мары во время ее ночных прогулок. Чем ближе женщина подходила к болотам, тем ощутимее было присутствие чего-то бестелесного, но живого. Древнего. Сильного.