Дикие нравы
Шрифт:
— Согласен, — кивнул головой Максим и тут же добавил, переводя разговор на другое: — Вы очень правильно и образно говорите по-французски, Пойзон. Совсем не так, как большинство ваших соотечественников…
— Спасибо, — улыбнулся майор. — Я действительно не плохо говорю на этом языке, поскольку имел обширную практику. Целых семь лет я изучал геологию в Париже. Даже подавал надежды… Мечтал, что когда-нибудь смогу приносить пользу своей стране, что знания, полученные такими как я, помогут ей обрести наконец счастливую благополучную жизнь… Но что толку в изучении геологии, если для пользы твоей родной страны гораздо важнее тактика боев в джунглях и умение стрелять? Но что это мы все обо мне? Вы очень хитрый собеседник, мсье Макс, вы все время так поворачиваете беседу, что рассказчиком выступаю я, а
— Я совершенно не против сделать это, вот только вряд ли могу сообщить вам что-либо удивительное, — церемонно поклонился Максим.
— Отнюдь, мсье Макс, отнюдь… — погрозил ему пальцем Пойзон. — Поведайте-ка мне историю своей одержимости Кортеком.
— Ну вот, — тяжело вздохнул Максим, разводя руками. — И вы туда же… У меня такое впечатление, что мир вовсе сошел с ума…
— Отчего же, — с холодной вежливостью парировал Пойзон. — Просто мы сейчас находимся в Африке, в самом сердце самого таинственного континента земли, того, где еще живы древние знания и хранящие их древние боги, давно позабытые остальным человечеством, но от этого не утратившие свою силу. Здесь есть место тому, что давно изгнали и растоптали, сожгли на кострах святой Инквизиции страны зовущие себя цивилизованными. А потому не стоит так легкомысленно отвергать местные верования. Генерал Джексон, между прочим, с большим пиететом относится к нашим традиционным богам и связанным с поклонением им обычаям. Ему тоже интересно будет с вами познакомиться поближе.
«Вон оно что, — сообразил Максим. — Оказывается дурацкое суеверие, тоже легло одной из гирек на чашу весов, когда решалось жить нам или умереть. Вот не было бы счастья, да несчастье помогло. Офицер для особых поручений решил доставить начальнику в подарок экзотическую диковину, одержимого злым духом белого. Что ж, если ты существуешь, Кортек, то большое тебе спасибо, выручил!»
Где-то внизу живота, что-то довольно булькнуло и заурчало, разлилось приятно пульсирующее тепло, но Максим не обратил на это никакого внимания, в который раз уже он принялся пересказывать свою нехитрую историю.
Лагерь открылся перед ними внезапно. Джунгли неожиданно расступились, размыкая свои зеленые объятия, выпуская машины на просторную вырубку. Окруженные лесным морем замерли посреди просторной засеки шалаши и палатки, тростниковые хижины и просто навесы из грязных кусков брезента, растянутых между колышками. На въезде в это ободранное великолепие помещался самый настоящий шлагбаум на скорую руку сработанный из тонкого ствола молодого гибкого дерева избавленного от веток и очищенного от коры. Под шлагбаумом сидел чернокожий парень в добротном натовском камуфляже, в замызганных сланцах на ногах и отчего-то в каске. На подъезжающие машины он не обратил никакого внимания, так как был поглощен гораздо более важным делом, чем караульная служба на импровизированном КПП — увлеченно ковырял деревянной ложкой во внутренностях объемистого закопченного котелка. Лишь когда водитель негодующе просигналил, а Пойзон, привстав на переднем сиденье, для большей убедительности погрозил вояке костистым кулаком, бдительный страж соизволил прервать прием пищи и, лениво потянувшись, оттащить загораживающее проезд бревно в сторону.
— Дисциплина ни к черту, — пожаловался Максиму Пойзон. — Эх, то ли дело во французской армии…
Он мечтательно закатил глаза, видимо представив себя в роли французского майора. Максим в этот момент рассматривал небрежно брошенный у шлагбаума автомат караульщика и лишь согласно кивнул. Вид оружия говорил сам за себя и наглядно доказывал, что в чем в чем, а уж в плане воинской дисциплины и порядка май-майям до французов весьма далековато.
— Могу поспорить, что затвор этого автомата можно передернуть разве что ногой, так он зарос грязью и ржавчиной, — пробормотал себе под нос Максим.
Пойзон, однако, услышал и сокрушенно закивал головой:
— Вы даже не представляете, насколько правы, друг мой, но что тут поделаешь, основная масса наших солдат тупые дикари, абсолютно ничего не понимающие в военном деле и практически не поддающиеся обучению. Приходится это признать. Впрочем, это не столько их вина, сколько наследие проклятого колониального прошлого, когда белые угнетатели сознательно низводили коренное население страны до положения скотов.
— Вас как я погляжу, низвести не смогли, — буркнул в ответ Макс.
— Что вы, я совсем другое дело, — добродушно рассмеялся Пойзон. — К сожалению, такие как я здесь скорее исключение, чем правило. Я потомок племенной аристократии, той, которая даже при колониализме смогла выторговать себе более-менее безбедное положение. Отсюда образование в европейской стране, цивилизованность, умение себя держать в обществе и прочий наносной лоск, хотя по сути своей вряд ли я так уж кардинально отличаюсь от этого бедолаги, что наплевав на все инструкции жрет на посту. В этом и есть наша единственная надежда на победу над вами. Мы откровенны в своих порывах, мы не связаны нормами поведения цивилизованного общества, что опутывают вас по рукам и ногам. Нам не обязательно придерживаться принципов гуманизма и международных правил ведения войны. Мы гораздо ближе к естественному состоянию человека, состоянию дикого зверя. Аргх!
Он шутливо оскалился, клацнув белоснежными зубами. А Максим, несмотря на явное шутовство собеседника, вдруг неожиданно ясно представил себе, как вот эти крепкие челюсти впиваются ему в горло. Почему-то эта картина показалась ему весьма органичной в сочетании с последними словами Пойзона. Он даже слегка отшатнулся, причем это его непроизвольное движение не укрылось от внимательного взгляда майора, и Макс мог поклясться, что в глазах чернокожего офицера мелькнула тень довольной улыбки.
В этот момент их машина подкатила к просторной тростниковой хижине, выглядевшей более добротно, чем остальные постройки в лагере. На входе замерли двое охранников вооруженных ручными пулеметами без сошек. Они явно узнали Пойзона, но даже вида не подали, что знакомы, ни одного слова, ни одного жеста, ни один мускул не дрогнул на неподвижных каменных масках их лиц. Эти были явно не чета раздолбаю с КПП, хорошо вышколенные цепные псы, в любой момент по приказу хозяина готовые порвать врага. Водитель даванул на педаль тормоза, резко осадив лендровер прямо перед входом, видимо нарочно, чтобы обдать караульщиков облаком красноватой пыли из-под задних колес. На тех, однако, этот жест не произвел никакого впечатления, ни один из них даже не моргнул, оба продолжали буравить подъехавших людей недобрым настороженным взглядом.
— Майор Пойзон к генералу! — рявкнул Пойзон. — Доложить немедленно!
Один из караульных молча исчез внутри хижины, второй отступив на шаг, положил руку на пистолетную рукоять РПК, готовый мгновенно открыть огонь при малейшей агрессии со стороны прибывших.
В ожидании возвращения убывшего на доклад караульного Максим огляделся по сторонам. Генеральская резиденция располагалась точно в центре лагеря, вокруг была небольшая площадь, служившая видимо для смотра войск, митингов и различных мероприятий. А чуть поодаль уже начинали тесниться лачуги солдат. Сейчас привлеченные визитом необычных гостей на площади начали постепенно собираться май-майи. Максим отметил для себя, что среди них очень много детей, хотя и взрослые мужчины встречались достаточно часто. Все были вооружены и имели довольно воинственный вид, многие буквально обвешаны оружием с головы до ног, тут тебе и пристроенный на груди китайский «калаш», и огромный кольт на бедре, и висящая на поясе панга… Одеты же бойцы были весьма разнородно, преобладали камуфляжные куртки в сочетании с грязными заношенными спортивными штанами, из обуви лидирующее положение, несомненно, занимали дешевые резиновые сланцы, хотя некоторые солдаты и щеголяли во вполне добротных ботинках.
Макс лениво рассматривал стекающуюся на площадь толпу, изнывая от жары и жажды. Сейчас, когда машина не мчалась вперед, и упругие воздушные струи больше не обдували лицо, он в полной мере ощутил всю давящую духоту полуденного зноя, и то и дело размазывал стекающий по лицу липкими щекотными струйками пот. Очень хотелось пить, но попросить воды у Пойзона он отчего-то не решался, продолжая молча страдать.
Наконец дверь хижины распахнулась, и на пороге возник давешний караульщик, что-то прокричавший Пойзону на резком местном наречии. Майор солидно кивнул и, развернувшись к Максиму, скомандовал: