Дикие острова
Шрифт:
По скале прокатывается волна каменного треска. В глубине разломов загорается кровавый огонь — открывается глаз. Вспыхивает второй огонь. Воздух гудит, пространство над скалой рвется, обнажает ревущие черные порталы, мрак поглощает, тянет в абсолютное ничто… Наконец крылья оседают, упираются в пол, скалистое тело вздымается с грохотом. Глаза наливаются магмой.
Пасть как пещера, сплошь каменные бивни, из глубин будто гром обвала:
— Опять… шумишь…
Яррад вталкивает в ангар сеть, та растекается пирамидой, рыбы трепещут как языки огромного темного костра.
— Опять принес жрать, толстая туша! Научись говорить спасибо! Или хотя бы не гадить!
Из ноздрей дракона черными призраками дым.
— Я вчера… учил… манерам… И позавчера…
— Позавчера, хряк, ты откусил мне палец! — Яррад трясет искалеченной рукой, выхватывает клинок. — Вчера сломал меч моего деда!!
Из всех щелей выныривают любопытные головы. Глаза накачаны страхом, но жутко интересно, почему дракон не жрет Яррада, третий день терпит нового слугу. Прежний лебезил полгода, оплошал лишь три дня назад.
Йир дрожит, зажмурившись крадется к Ярраду, руки отчаянно машут, стараются привлечь внимание безумца, мол, хватит.
— Палец… — Кратеры драконьих глаз сужаются, будто вспоминает нечто тысячелетней давности. — Позавчера ты рано оборвал мой сон… ругался… Вчера не поклонился… взглянул неучтиво…
— Не трать время, жри, пока есть чем! — Яррад врезается ногой в кучу еды, рыба отлетает дракону в морду, отпечатывает слизь. — Ящерки заплатят за Горный Народ!
Йир охает, уши встают дыбом. Хватает Яррада, пытается оттащить, ноги крутятся как лопасти мельницы, скользят, трут палубу до зеркального блеска, но орк высится как риф.
— Ничтожество! — гремит Яррад, меч пылает солнцем, орк в облаке света. — По-настоящему сильный равнодушен, что какой-то смертный не лизнул ему зад. Тебя, червяк, это заботит! Твоя сила не завоевана потом и кровью в боях с более сильными или хотя бы равными. Трус! Каждую минуту кого-то унижаешь, хочешь показать, что чего-то стоишь. Дерьмо!
Головы вновь прячутся. Йир стрелой прочь, забивается в угол, от бочонков отличают разве что трясущиеся уши.
Дракон как лед: ни хруста, ни вздоха. Лишь валит сквозь колонны зубов дым, потолок и пол коварно застилает черная пелена, обволакивает Яррада.
— Мое сердце… тронуто, — выдыхает дракон, стена дыма за спиной Яррада смыкается. — Отведай со мной… Подойди, сядь, вкуси свежей рыбы…
— Жри сам свою рыбу! Ты позор…
Глаза дракона будто проваливаются — чернеют. Дым выхватывает из кучи рыбу, она срывается как ядро из баллисты, бьет Яррада под ребра. Орк падает, сгибается пополам, к доспехам и коже липнет чешуя. Рот хватает воздух часто и беззвучно, как рыбий.
Откуда-то возникает шаман, сквозь туман полуобморока Яррад видит его сандалии, подол плаща.
— Прости за нашего жалкого сородича, величайший. — Шаман склоняет голову.
На шамана несется капитан.
— Убей, велича… — осекается. Шаман не оборачиваясь поднимает скрюченную кисть, в пальцах крутится шаровая молния. Искры как бешеные псы на цепях рвутся в сторону капитана. Тот замирает, складки на лбу сгущаются.
— Позволь наказать нам, величайший, эта тварь не заслуживает марать твой взор. Ее ждет боль, достойная твоего гнева. — Взгляд шамана цепляет парочку притаившихся орков, искрящийся палец тычет в Яррада. — В нижний трюм его! Живо!
Двое берут Яррада под руки, тяжко пыхтят, все слышат перестук их сердец.
— Благодарю, величайший! — Поклон, и шаман удаляется вслед за Яррадом.
Шамана провожают обнаженные клыки капитана. Он оглядывает галеру, матросы выбираются с явной неохотой, косятся на него исподлобья.
Капитан сурово оглашает:
— Новым слугой великого дракона назначаю… — Грозный взгляд падает на Йира. Того шарахает паника, он цапает рыбину, швыряет в дракона. Снаряд насаживается на рог.
Судно тонет в замогильном рычании, меж драконьих зубов разгорается пламя, дым растет гигантскими грибами, заворачивается в смерч. Все в ужасе садятся, ладони вместо щитов, сердца мечутся как звери в волчьих ямах.
Йир с диким воплем носится в толпе как вихрь, хватает двух орков. Те взвизгивают — думают, попались в челюсти дракона. Гоблин рвется туда же, где исчезли Яррад с шаманом, тащит грузных бедняг как пушинки. Вопит:
— Сдаюсь! Бросьте меня в трюм, скорей!
Голову бьет жуткая вонь, тело скукожено как мертворожденный младенец. Яррад обнаруживает себя на горе мечей, щитов, топоров, доспехов, шлемов. Толстый ковер пыли как серый мох, все загажено мухами, крысами. Стена трещит, доски опасно выгибаются внутрь трюма, между сочится бурая жижа, ползет на груду ржавого хлама. Похоже, драконье дерьмо выгребут только к ночи. Весь день убьют на поиски нового слуги — поймают, изобьют, заставят быть добровольцем.
Йир сидит рядом, нос печально болтается, тяжко вздыхает. Яррад поднимается, кусает губы, на животе горит огромный как лепеха синяк. Слева тонкие лучи текут сквозь решетку, орк подходит за глотком воздуха.
— Постарался, гад, весь корабль провонял.
Яррад достает из торбы щетку и тряпку, чистит доспехи. Пластины вспыхивают, по трюму пляшут солнечные зайчики.
— Хоть бы сейчас доспехи снял, — ворчит Йир.
Сталь сияет, орк похож на гигантского жука. Смотрит на волны с прожилками пены, мерный плеск целебным эликсиром на душу.
Яррад кивает на свалку клинков:
— Твое копье здесь?
Йир прячет глаза, руки и ноги оплетают тщедушное тельце, голова по-черепашьи ныряет вниз. Ушастое яйцо качается как в трансе.
— Раньше смерти не боялся, — урчит гоблин будто мертвец. — Но этот монстр хуже смерти… Он всемогущ! Если б знали, что драконы так сильны, вождь бы ни за что…
Волны взрываются фонтанами, грохот воды подбрасывает орка и гоблина.
— Что это?! — Йир затравленно вертит головой.
Корабль дрожит, будто лупят градины размером с дыни, завесу шума рвут крики. Так кричат перед смертью.