Дикий белок
Шрифт:
— Номер первый — это кто? — поинтересовался Лесь.
— Я, само собой, — сердито буркнул Януш. — Перестаньте мешать или сейчас схлопочете!
— С чего это тебе такая честь — номер первый?
— Да не честь, олух ты царя небесного, а первый, кто начинает работу. Все участники операции пронумерованы в порядке подключения к работе. Номер один, говорю, берётся за ногу. Номер два оказывает ему помощь…
— Не дури, говори, кто какой номер, мы пока ещё путаемся, — смиренно попросил Каролек.
— Ладно. Номер два — это Стефан.
— Я так понимаю — это мы, — встрепенулась Барбара. — А на кой ляд эти плиты?
— Плиты или что-нибудь другое. Нужно подложить под ноги стояка, потому что там мягкая почва. Приготовить их надо заранее, чтоб потом в темноте не бегать, не искать. Номера восемь и девять кончают дежурство в больнице, номер десять удаляет с территории нежелательных лиц и следит, чтобы никто не совал нос в сад. Ничего больше не предвидится вплоть до двадцати часов.
— И ты битый час будешь приваривать одну дурацкую ногу?!
— Не обязательно, но кладу на эту работу час. К тому же у меня рацпредложение, — живо объяснил Януш, отрываясь на миг от графика. — На верхушке этой треноги есть такой блок, даже не блок — колёсико на оси. Оно там валяется, в куче хлама. Я его тоже должен припаять.
— И для чего это колёсико?
— А чтобы передвигать трубу вперёд. То есть рычаг. Как только поднимем пролёт, его ещё надо переместить на те самые полметра вперёд. Так он поедет на колёсике.
Януш схватил кусок ватмана и проиллюстрировал собственные слова. Слова казались немного путаными, рисунок же все сразу объяснил. Рацпредложение все хором похвалили.
— Ну! — нетерпеливо сказала Барбара. — Дальше! Что должно быть в двадцать?
Януш снова наклонился над листом миллиметровки:
— В двадцать ноль-ноль номер первый приступает к разрезанию первого углового пролёта. Это в глубине сада, его меньше всех видно. Номер два, номер четыре и номер пять…
— Четыре и пять — это кто? — уточнил лихорадочно конспектирующий Каролек.
— Четыре — это ты, а пять — это Збышек. Вместе со Стефаном вы монтируете на стояке цепь и крюки для того, чтобы зацепить пролёт ограды. И вторую цепь или, может, стальной тросик. Его надо присобачить к концу трубы, и хочу обратить ваше внимание — этот конец трубы будет торчать в пяти с половиной метрах над землёй. У вас есть время до двадцати тридцати. В двадцать тридцать начинается полька-галоп. А именно: номер шесть и номер три приносят лестницу и водружают возле ограды. Уже почти совсем стемнело. Все перелезают с лопатами на другую сторону и в двадцать тридцать пять начинают копать…
— Да они друг друга поубивают, если в таком темпе разом полезут на лестницу, — вставила критическое замечание Барбара.
— И к тому же с лопатами, — озабоченно добавил Лесь.
— А кто тебе велит переться на лестницу с лопатой, ты, голова два уха? Не о чем говорить — в двадцать тридцать пять даём старт и никаких опозданий! Копают восемь человек…
— Почему восемь? Откуда взялось восемь?
— Из сложения и вычитания, в этой области математики я ещё могу считать в уме. Итак, в двадцать тридцать пять номера восемь и девять, дежурившие в больнице, все бросают и мчатся в сад. Номер десять остаётся в резерве, то есть по-прежнему занимается охраной порядка…
— Ну так и получается девять человек, а не восемь…
— Восемь, поскольку номер один все время продолжает резать горелкой полосы.
— Ну так ещё хуже, потому что номер два на подхвате у номера один — для земляных работ остаётся жалких семь человек, — поправил Каролек, сосредоточенно следя за метаниями карандаша по графику.
— А на кой черт мне помогать? — удивился Януш. — Под локотки меня поддерживать или как?
Каролек удивился ещё больше:
— Ну ты даёшь! Хочешь сам кантовать этот баллон с ацетиленом? Ты его даже на тележке не сдвинешь, в нем вроде как триста пятьдесят кило. Обалденно тяжёлый. Я пробовал на ровной поверхности, а в саду земля рыхлая — вообще кранты…
Януш открыл и закрыл рот, не выговорив ни слова. Он смущённо смотрел на Каролека.
— Что такое? — забеспокоилась Барбара. — Ты этого не учёл, и график ломается?
— Ведь в резерве есть ещё десятый, — напомнил не менее озабоченный Лесь.
— Ну так как? — спросил раздражённо Каролек.
Януш несколько раз откашлялся с явным смущением:
— Ничего не ломается, ибо… Ну, словом, я забыл вам сказать. У меня хлопот был полон рот и я… того…
— Ну роди же ты эту фразу наконец!
— Словом, оказалось, я сразу могу одолжить электрический аппарат, паяльник — все, что надо для разрезания. А с газовым аппаратом были страшные сложности. Даже и лучше, какого лешего нам мучиться с баллонами… Значит, никто на подхвате мне не нужен и копаете ввосьмером!
— Ну знаешь! — воскликнул поражённый Каролек.
— Это просто чудо, что я тут застрял, а не ушёл к себе, — одновременно сказал Влодек.
— А что?
— А к чему ты собираешься подключаться со своим электрическим барахлом, ты, жертва прогресса?! Ведь я должен сварганить тебе кабель и розетку!
— Да, действительно…
— Да погоди ты, Господи! — выкрикнул раздражённый Каролек. — Была речь о баллонах, и больничный директор по административным вопросам уже все, что нужно, организовал. Ты же понятия не имеешь — он из кожи вон вылез! А у нас семь пятниц на неделе, и это все напрасно?! Что я должен ему сказать? Да он нас вообще вышвырнет поганой метлой!
— Об этом не может быть и речи, — припечатала Барбара, нахмурив прекрасные свои брови. — Это психологически недопустимо. Придумайте что-нибудь!