Дикий фраер
Шрифт:
Оказалось, что это произошло с подачи начальника службы охраны. Не шибко торопясь организовывать поиски зловредной «Тойоты», этот пронырливый тип успел навести справки в авиакассах и доложил Мамонтову о Дашиных подозрительных перелетах в Москву и обратно. Кроме того, он, гнусный сыскарь, догадался наведаться на автостоянку и выяснил, что Дашин джип простоял там всю ночь.
Под давлением таких явных улик отпираться было бесполезно, но она пыталась, упорно не желая признавать свою вину. Наспех придумала какую-то соученицу, какую-то ее фантастическую свадьбу, на которой нельзя было не побывать. Все
– Сашенька!.. Не надо!.. – умоляла она, и тон у нее получался даже более проникновенным, чем когда она выпрашивала у мужа эти самые шубы, одну за другой.
– А что надо? – желчно осведомился он, прерывая свое варварское занятие, потому что сам испугался того натужного сипения и бульканья, которые вырывались из его груди.
«Перекипевший чайник», – подумала про себя Даша и, робко улыбнувшись, порекомендовала:
– Надо успокоиться, милый. Тебе вредно так волноваться. С твоей астмой…
– Какая еще астма, дура! У меня сроду астмы не было! – обидчиво заголосил Мамонтов, после чего добрых две минуты держался за жирную грудь и, жутко присвистывая легкими, ловил ртом воздух, напоминая исполинскую рыбину, выволоченную на сушу.
– Все равно надо прежде всего заботиться о своем здоровье, – резонно заметила Даша. – Все остальное приложится.
– Ты мне голову не морочь! Чем ты занималась в Москве, дрянь такая? – устало спросил Мамонтов.
– Я же тебе уже несколько раз объясняла, – ответила Даша с усталостью в голосе. – Я была на свадьбе… Выходила замуж моя бывшая соученица, лучшая подруга, можно сказать…
– Почему же ты меня не поставила в известность, что летишь к ней на свадьбу? – запальчиво перебил ее муж. – Почему врала, что сидишь у родителей и лопаешь какие-то дурацкие вареники с картошкой?
– Это мы уже тоже обсуждали, милый. Просто я боялась, что ты меня…
– Не отпущу, – закончил Мамонтов за жену. – Слышал. Помню. Но не верю ни единому твоему слову! Не верю!!!
Сам Станиславский не сумел бы придать этому утверждению столько страсти и пафоса. Рванув на груди итальянскую сорочку вместе с французским галстуком, Мамонтов застыл посреди спальни угрюмым пузатым исполином, сверля взглядом стену и брезгливо оттопырив нижнюю губу.
Даша заволновалась, подалась вперед, едва не выскочив из своего шелкового кокона. Она слишком хорошо знала, что означает подобный транс. Выходя из него, Мамонтов обычно принимал твердые решения, которые потом уже никогда не менялись. Случалось даже, что после подобных приступов мрачной задумчивости трагически гибли его партнеры или конкуренты. Нужно было срочно заставить его очнуться, опомниться. Даша даже представить себе боялась, чем может закончиться вся эта неприятная история, если ей не удастся найти почву для примирения.
– Сашенька, – призывно окликнула она, поведя плечами так, чтобы скользкий шелк сполз с ее красивых плеч. – Ну, хватит дуться. Иди сюда, котик…
Котик, весом в центнер с лишним, упрямо остался на месте, но взгляд от стены оторвал, соизволил перевести его на жену.
– Не пойду, – буркнул он с вызовом.
– Тогда я к тебе! – Полы Дашиного
Потрясая нежно-розовыми молочными железами, похожими на пикантные колбаски, она порывисто вспорхнула с кровати, но не успела сделать даже шага для сближения с мужем.
– Не подходи! – воскликнул он, делая отстраняющий жест рукой.
Если бы не внушительная комплекция, Мамонтов в этот момент стал бы похож на пустынного отшельника, который отгоняет искушающего беса.
– Но почему? – Как бы в полнейшей растерянности Даша принялась теребить поясок, распуская его до нужных пределов. У нее ведь имелись не только молочные железы, но еще одна маленькая штучка, которую хозяйка звала кисой.
Поясок змейкой свился у Дашиных ног. Настоящее японское кимоно послушно распахнулось. И никакая гейша не смогла бы показать мужчине то, чем постаралась приманить своего супруга русская красавица Даша, ухоженная, сытая, гладкая. Привычный ко всему массажист растерял бы все свои профессиональные навыки при виде этой ослепительной наготы. Гинеколог с двадцатилетним стажем работы испытал бы немедленную эрекцию. Режиссер порнографических фильмов потерял бы покой и сон на всю оставшуюся жизнь.
А Александр Викторович Мамонтов остался стойким и непреклонным, как бесчувственный истукан, как крепостная башня, готовая вынести любую осаду. Он смерил все Дашины прелести таким ледяным взглядом, что мурашки стремительно побежали по ее голой горячей коже, а температура тела мгновенно упала до 35,6 градуса по Цельсию.
– Ты уезжаешь, – твердо заявил Мамонтов, глядя Даше в глаза, а не куда-нибудь еще.
– Куда?
– В свой сраный Новотроицк. К папе-маме. Будете там вместе вареники жрать, если, конечно, их пенсии на муку и картошку хватит. От меня ты не получишь ни копейки.
Он не кричал, не бегал по комнате и не брызгался слюной. Это было очень скверное предзнаменование. Лихорадочно взвесив все «за» и «против», Даша поняла, что, если ей немедленно не удастся переломить ситуацию, все произойдет именно так, как пообещал ей неумолимый супруг. Ему срочно требовалось выплеснуть наружу все накопившиеся громы и молнии. «Значит, без громоотвода не обойтись», – решила Даша.
– Эх, Саша, Сашенька… – Она зябко закуталась в кимоно, стремясь выглядеть беззащитной и хрупкой. – Вот ты кричишь на меня, всякими глупостями попрекаешь, из дома выгнать собираешься… И ведь даже не поинтересовался, каково мне было, когда я оказалась один на один с этим вооруженным психопатом, с этим насильником и грабителем…
– Насильником? – тупо переспросил Мамонтов. Похоже, из всей Дашиной увертюры только это слово дошло до его сознания.
– Да. – Она понизила голос до едва слышного шепота, поэтому на всякий случай кивнула, чтобы быть правильно понятой.
– Насильником! – угрожающе повторил Мамонтов и опять задышал так часто и сипло, словно внутри него возобновился процесс бурления. Не один только его возмущенный разум – он весь кипел, до основания.
Горестно понурившись, Даша искоса бросила на мужа быстрый взгляд, желая удостовериться, что затронула ту самую струну, с помощью которой можно переключить его внимание на проблемы более значительные, чем ревность.