Дикий горный тимьян
Шрифт:
В его голосе не слышалось и намека на критику, но Виктория почему-то кинулась защищать Оливера.
— Его все интересует — новые места, люди, новые впечатления.
— Знаю-знаю. Вчера вечером, когда вы ушли спать, Родди наконец-то рассказал мне, что он тоже писатель. Забавно, ведь когда мы знакомились, я подумал — где-то я слышал это имя, но не мог вспомнить где. А после слов Родди до меня дошло, и я вспомнил, что прочитал пару его книг и видел телеспектакль по его пьесе. Он очень умен.
Сердце Виктории растаяло.
— Да, это правда. Сейчас в Бристоле как раз
— Отлично.
Она продолжала расхваливать Оливера, как будто ее похвалы могли стереть воспоминание о выражении, мимолетно промелькнувшем на лице Джона Данбита, когда Томас упал в лодке.
— Ему не всегда так везло. В том смысле, что в этой сфере всегда чрезвычайно трудно выбиться в люди. Но он не хотел ничем другим заниматься и, по-моему, никогда не терял надежды и веры в себя. Родители практически отказались от него, потому что Оливер не захотел стать военным, или адвокатом, или кем-нибудь еще в этом роде. Вот почему он начинал практически на пустом месте.
— И как давно это было?
— Кажется, сразу после окончания школы.
— А вы давно его знаете?
Виктория наклонилась и набрала горсть камушков. Те, что у самой кромки воды, были мокрые, блестящие и холодные.
— Около трех лет.
— В тот момент он уже преуспевал?
— Нет. Ему приходилось браться за самую грязную, неблагодарную работу, чтобы заработать себе на еду и на жилье. Он таскал кирпичи, ремонтировал дороги, работал мойщиком посуды в дешевом ресторане. А потом им заинтересовался издатель, и его пьесу поставили на телевидении. С тех пор его дела резко пошли в гору, и он ни разу не оглянулся назад. Они с Родди познакомились на телевидении. Родди, наверное, вам рассказывал. Вот так мы и оказались в Бенхойле. Я прочла «Орлиные годы», когда училась в школе, и с тех пор время от времени перечитываю эту книгу. Когда Оливер сообщил мне, что знаком с Родди и мы едем к нему погостить, я просто не могла в это поверить.
— Ну, и как, ваши ожидания оправдались?
— Да-да. Если еще привыкнуть к тому, что здесь не всегда лето.
Джон рассмеялся.
— Это уж точно.
Ей подумалось, что он на глазах молодеет, когда смеется.
Солнце, которое последние несколько минут пряталось за облаком, сейчас показалось снова и щедро одарило их своим ярким блеском и теплом. Виктория легла на гальку и подставила лицо нежным лучам.
— Единственно, что омрачило наш приезд, это весть о кончине вашего дяди. Я настаивала на том, чтобы сразу уехать, но Родди и слышать об этом не хотел.
— Может быть, для него ваше появление стало подарком — вы ведь очень скрасили его одиночество.
— Эллен рассказывала, что вы часто приезжали сюда мальчиком. Ну, то есть, пока не переехали в Колорадо.
— Я приезжал сюда с отцом.
— Вам нравилось в Бенхойле?
— Да, но я никогда не чувствовал здесь себя как дома. Вот в Колорадо на ранчо — совсем другое дело.
— А что вы делали, когда сюда
— Я любил рыбачить. Охота мне не по душе. Я никогда не охотился. Из-за этого у меня возникали некоторые сложности.
— Почему? — невозможно было представить себе, чтобы у Джона Данбита возникали какие-то сложности.
— Потому что я был не как все. Остальные охотились. Даже отец. Дядя Джок не мог этого понять. — Он ухмыльнулся. — Иногда мне казалось, что он меня недолюбливает.
— Ну, что вы. Он любил вас. Иначе не оставил бы вам в наследство Бенхойл.
— Он оставил его мне только потому, что больше некому было, — в его голосе не прозвучало никаких эмоций.
— А вы подозревали, что имение достанется вам?
— Мне это и в голову не приходило. Может быть, вам это кажется странным, но это так. Вернувшись из Бахрейна, я нашел на столе письмо от адвоката. — Он нагнулся, набрал горсть галечника и стал кидать камни с завидной меткостью в торчащий у кромки озера бетонный столб. — Было еще одно письмо. От Джока. Скорей всего, он написал его дня за два до смерти. Как-то не по себе было получить письмо от покойника.
— Вы переедете сюда?
— Не смог бы, даже если бы сильно захотел.
— Из-за работы?
— Да. И по другим причинам. Сейчас я работаю в Лондоне, но в любой момент меня могут снова перевести в Нью-Йорк. У меня есть свои обязательства, в том числе перед семьей.
— Перед семьей? — удивилась Виктория.
А с другой стороны, чему удивляться? Она познакомилась с Джоном в Лондоне на вечеринке, она думала, что он холостяк, на самом же деле он вполне мог оставить жену с детьми в Штатах. Все бизнесмены в мире вынуждены вести подобный образ жизни. В такой ситуации нет ничего необычного. Она попыталась представить себе его жену: симпатичную, элегантную, каковы, по ее мнению, все американские женщины, хозяйку огромной сверхсовременной кухни и просторной машины, на которой она ездит за детьми в школу.
— Под семьей я подразумевал мать и отца.
Виктория смущенно рассмеялась.
— А я подумала, вы женаты.
Тщательно прицелившись, Джон метнул последний камушек — он попал в столб, с шумом отскочил и упал в воду. Повернувшись к Виктории, Джон сказал:
— Я был женат. Теперь уже нет.
— Простите, — растерялась она.
— Ничего страшного. — Он ободряюще улыбнулся.
— Я не знала.
— А зачем вам знать?
— Действительно, незачем. Просто мне о вас тут рассказывали, и Родди, и Эллен. Но никто не упомянул о том, что вы были женаты.
— Моя семейная жизнь длилась всего пару лет; к тому же они не были знакомы с моей бывшей женой. Я хотел привезти ее сюда. До женитьбы я часто рассказывал ей о Бенхойле, и она с радостью соглашалась приехать. Она никогда не была в Шотландии, и в ее воображении рисовались самые романтичные картины: пронзительные звуки волынки, густые туманы, красавец принц Чарли с пледом на плечах. Но после женитьбы… Не знаю… Почему-то уже ни на что не хватало времени.
— Ваш переезд в Лондон связан с разводом?