Дикий наездник
Шрифт:
Тарианса услышал заявление и развернулся, выйдя из боя. Застигнутая врасплох, Друткхала пронеслась мимо и, едва не потеряв контроль над машиной, ушла в сторону. Ее разъяренный крик донесся до зрителей.
— Это временная неудача, не больше того, — просипел Найалл и, поднявшись, опустил руку на плечо сына.
— Нет, нам конец, — сказала Каэлледин, метнув на Нуаду кинжальный взгляд. — Теперь у нас не осталось рычагов влияния, и клан Ледяной Шепот похоронит нас под бесславием поражения.
— Они так сильно презирают Иврайну? —
— Дело вовсе не в иннари, — злобно уставившись на него, ответила она. — Ты… Ты сделал в точности то, что они хотели от тебя. Ты ни на миг не задумывался. Ты никогда не думаешь!
Она развернулась и кинулась прочь с палубы, оставив Нуаду в смятенных чувствах. Сквозь бормотание остальных членов клана он услышал звук приближающегося реактивного мотоцикла. Выйдя из виража, комморритка устремилась к барку Огненного Сердца, и едва ее машина замедлилась, Нуаду увидел маску убийственного гнева на лице Друткхалы. Раньше, чем гравицикл остановился, она спрыгнула из седла на палубу и откинула копье. Со сжатыми кулаками она зашагала к Алиасе, не сводя глаз с ткача ветра.
— Это я приказал, — сказал Нуаду, встав на пути у Кровавой Невесты и подняв руку, чтобы задержать ее. — Я признал поражение.
Он заставил себя встретить ее презрительный взгляд, совладав не только с чувством вины, но и со вспышкой личного отчаяния. Теперь о любых отношениях между ними придется забыть навсегда.
— Я ведь побеждала, — прошипела Друткхала, с видимым трудом сдерживая себя. Ее руки дрожали от того усилия, которое она прилагала, чтобы не накинуться на него с кулаками. В глазах у нее читалась не меньшая злоба. — Трус!
Уязвленный брошенным обвинением, Нуаду сжал кулаки.
— Мы не должны сохранять честь путем убийства. Виновата только ты. Сдерживай ты жажду крови, одолела бы Тариансу, но ты позволила худшим стремлениям взять над собою верх.
Иннари отступила назад и занесла кулак, но между нею и Нуаду, тяжело дыша, встал Найалл. Хоть вождь был слаб телом, дух Найалла был сильным, и он встретил взор Друткхалы долгим твердым взглядом. Наконец она уступила и, стиснув челюсти, проглотила гневные слова.
— Мы победим в другой день, — решительно сказал вождь.
— Вспомните об этом, когда мертвецы вашего клана усеют земли Агариметеи. — Друткхала пожала плечами, стряхнув с себя ауру злости подобно плащу. В ее глаза закралось нечто, похожее на грусть. — И тогда вы спросите себя, стоило ли это жизни сына другого клана.
— Я мало что передам семье, Друткхала, — ответил лидер клана. — Но честь моя чиста, и лишь ее я смогу оставить клану.
В ответ она только покачала головой и отвернулась, неосознанно покинув барк так же, как до нее Каэлледин. Нуаду прошел мимо отца, но вдруг дрожащие пальцы на руке остановили его.
— Она остынет, — пообещал Найалл, но Нуаду не был так уверен.
Глядя вслед улетающей Кровавой Невесте, он понял, что отрекся не только от любовных намерений. Его импульсивность фактически обрекла экспедицию, а с ней будущее не только клана Огненное Сердце, но и всего рукотворного мира.
Во взглядах остальных читалась смесь жалости и укора, и Нуаду больше не мог выдерживать их. С бессловесным рыком он подбежал к брошенному Друткхалой реактивному мотоциклу и запрыгнул на него. Дикий лорд понесся прочь, его сердце грохотало, дыхание натужно вырывалось из легких так, словно его грудь разрубили пополам.
Глава 13
ВОИНСТВО ОТБЫВАЕТ
Настойчивый звонок в дверь прорвался сквозь туман безысходности, клубящийся в голове Нуаду. Перед дверью в его апартаменты — опочивальню в башне Низменных Услад, а не покои в Пламенных Полянах — стояли трое посетителей, однако из-за большой дозы дремолиста, притупившей чувства, он не узнал их. Поднявшись из кресла, все еще неуверенный, впускать ли их, Нуаду наступил на одну из нескольких валяющихся бутылок ночь-вина. Еще две высились на подлокотниках кресла напротив, в котором зычно храпел Б’сайннад.
Дремолист отлично справился со своей задачей, заглушив почти все воспоминания о прошлой ночи. Вынужденная предосторожность, предпринятая прежде, чем отдаться во власть саморазрушительной стороны: он избавлялся от чувства вины и паранойи, которые иначе бы преследовали его весь остаток жизни. Конечно, дикие наездники свободно исследовали каждый аспект неистовой души альдари, однако заниматься этим без защиты было глупо. Сожаление о необдуманной пьяной выходке легко могло перерасти в ментальную опухоль, которая будет разъедать душу, пока не сокрушит его в самый неподходящий момент, когда он вернется на Путь.
Хоть дремолист и помог Нуаду забыть о своих ночных тирадах и рыданиях, разрушенные апартаменты живо привели его в чувство.
Он взял мантию, заброшенную на полку с бюстиками диких лордов древности, и кинул ею в Б’сайннада.
— Оденься.
Друг что-то невнятно пробормотал, сгреб теплую одежду и перекатился, почти завернувшись в нее.
Отыскав графин с водой, Нуаду нахлебался из него и лишь затем подошел к двери. Он коснулся пальцами пси-реагирующего металла и, с некоторым трудом сосредоточившись, велел двери открыться.
— Вижу, ты хорошо воспринял наше поражение, — произнес отец.
Он опирался о наружную стену, явно устав от проделанного пути. Позади Найалла стояли хмурые Нэмих с Марифсой. Когда вождь вошел в его покои, родственники остались ждать за дверью.
— Я… — начал Нуаду, но мягкий, хотя и непоколебимый взгляд отца заставил его замолчать.
— Не нужно оправдываться, я ни в чем тебя не виню, сын. — Он поднял с кресла высокий сапог и отставил на пол, прежде чем сесть. — Дикие наездники вправе давать выход своим чувствам, как того захотят.