Дикий Порт (Райские птицы)
Шрифт:
— Я узнать зашёл, — продолжал Джек. — Как она, работает? — Голос прозвучал гулко, как из бочки, потому что в этот момент Лэнгсон, скрючившись в три погибели, озирал заднюю стенку диагност-камеры и наполовину влез между ней и стеной.
— Вроде, да.
— Эти драные разъёмы как на две недели делают, суки, — во всеуслышание объявил Джек, что-то с хрустом дёргая, — Топчи их конём… черт.
Он вылез из щели, сел на корточки и отряхнул руки.
Айфиджениа смотрела с укоризной, склонив набок птичью маленькую головку. Слишком большие глаза для такого узкого, кукольного лица. Слишком
— Извини, — спохватился Лэнгсон. — Забылся.
Та вздохнула.
— Спасибо, Джек. У меня всё работает.
— Это у меня всё работает, — ухмыльнулся Лэнгсон с долей облегчения. — Как увидит, так от страха сразу заработает.
Медичка засмеялась.
— А с тобой чего случилось? — спросил Джек грубовато, радуясь, что нашёл предмет для разговора и можно забыть про оплошку.
Она удивлённо моргнула.
— Ничего. А что?
— С глазами у тебя что?
— Сосуд лопнул.
Лэнгсон так выразительно скосился на неподвижное тело у стены, что Айфиджениа отрицательно замотала головой. Почти испуганно.
— Ну ладно, — мрачно сказал Джек. — Привет, в общем.
Некрасивая. Словно девочка-подросток, которая начала увядать, не успев вырасти. Не то что Венди, рыжая-как-с-обложки, с ногами, с губами, нахальная стерва…
— Ладно, — сказала медичка. — Ты-то как? Мазь есть ещё?
— Кончилась.
— Давай я сама сделаю, — предложила она.
Лэнгсон без лишних слов стащил рубашку и плюхнулся спиной прямо на целлофан.
— Я бы простыню постелила, — упрекнула Айфиджениа.
— Плевать, — буркнул Джек.
На груди и животе раны были длиннее и глубже. И казались свежее. Тяжело заживали.
Так и виделось: он сумел уклонился от удара в лицо, выгнулся назад, и когти соскользнули, разрывая кожу, — а рассчитывал бивший снять все мягкие ткани и выдрать глаза. Но второй удар, сильней и точнее, пришёлся по напряжённым мышцам торса.
Почему Лэнгсон оказался без защитного костюма, он не рассказывал. Зато рассказывал, почему его съездили когтями. Один из ритуальных ножей рритского воина в это время торчал в стене за джековой спиной, а второй — в джековом же бедре.
Второму ножу, аккуратно обточив рассчитанную на когтеносные пальцы рукоятку, Джек определил быть при себе вместо мачете.
Айфиджениа склонилась над широкой грудью. Природа скроила Джека не очень-то ладно, зато сшила накрепко, и грубой физической силы ему было не занимать… От Лэнгсона пахло. Он вымылся, прежде чем идти сюда, сероватые блондинистые волосы не успели высохнуть после душа, и подворотничок на отброшенной куртке блистал снежно, но от кожи пахло солдатом. Это держится долго. Можно отмываться часами, можно одеть штатское и сбрызнуться парфюмом, и всё равно даже за неделю жизни в собственном доме рядом с чистоплотной женщиной запах не выветрится.
Джек расслабился. У Айфиджении были лёгкие руки, дёргающую боль сменял медицинский колкий холодок, а от самой медички шло тепло. Лакки чувствовал себя ручным волком, которому чешут брюхо, а он валяется лапами кверху и разве что не поскуливает от кайфа. Это было здорово — и кайф, и волчье самосознание тоже.
— А я слышала, — между
— Это от слабости, — совершенно другим голосом ответил Джек. Отрешённые глаза ясно поблёскивали. — Они так боятся ррит, что прячутся от этого страха в презрение. Вроде как это не они на нас охотятся, это мы на них охотимся. А я не боюсь. Я — равный.
Медичка ловко и бесцеремонно расстегнула на нём штаны и стянула ниже. Шрамы доходили до паха, и там-то выглядели хуже всего.
— Ёпть, женщина, предупреждать надо! — неожиданно сконфузился Лэнгсон.
— А ты неужто стеснительный?
— Я подтаял, — обиделся Джек. — И у меня интеллектуальная фаза.
— Я заметила, — сообщила Айфиджениа, — мне нравится.
Лэнгсон вздохнул.
— Всем нравится яйцеголовый, никто не ценит Лакки… — пробормотал он, застёгиваясь и поднимаясь с койки. Сморщился, когда целлофан отлипал со спины. — А ведь если б не Лакки, всем яйцеголовым давно настал бы пинцет…
— Ты только личностью не расщепляйся. Этого не хватало.
— Не буду. Раз не велишь.
Женщина улыбнулась, принимая шутку.
Джек посидел напротив, глядя в пол, и вдруг сполз с койки, устроившись у медичкиных ног.
— Айфиджениа, — задумчиво проговорил он. — Дочь Агамемнона и Клитемнестры, принесённая в жертву Артемиде для того, чтобы поход греков на Трою осенила удача.
Она тихо засмеялась.
— Джек, зачем ты помнишь столько ненужных вещей?
— Не знаю, — Счастливчик пожал плечами. — Я не нарочно. Мозги так устроены.
— Это просто мода, — с сожалением объяснила медичка. — Мода на имена. Она проходит волнами. То девочек зовут Мэри и Сюзи, то Глэдис и Дейдра, а то вдруг Эланор и Арвен. Вот только мода на одежду меняется каждый сезон, а людям с именами жить всю жизнь.
Лэнгсон скривился.
— Мне ещё повезло, — весело сказала Айфиджениа. — У меня родители греки. И греческое имя. Если б меня звали, скажем, Алатириэль — не знаю, как бы я жила. Я же просила, не надо меня называть полным именем. Я Ифе. Или майор Никас, если уж хочешь официально.
— Не хочу официально, — откровенно сообщил Джек.
Ифе смотрела на него сверху вниз. Так хорошо, по-доброму, что хотелось положить ей голову на колени, и чтобы гладила. «Эх ты, Птица», — думал Джек. Он хотел знать, отчего у неё покраснели глаза. Плакала? Мучилась над полутрупом в углу, пробуя гитару? Лэнгсона злило, что Птица тратит себя по мелочи. Лучше бы мелкий эвакуант сдох. Лакки в своё время был в его положении и на самом деле желал парню добра.
Во вселенной ррит не существовало мирного населения, нонкомбатантов, дипломатической неприкосновенности, Красного Креста, перемирий, пленных, оставшихся живыми после допроса, обмена ими, завершения войны чем-то помимо тотального физического уничтожения противника. Многого другого тоже. К примеру, категории «женщины, дети и старики» в человеческом понимании. Ррит не знали дряхлости, не щадили собственный молодняк, а самки их были крупнее и сильнее самцов. Иное устройство чужой расы их смешило. Казалось глупым и неудобным. И не становилось поводом для послаблений.