Дикий Порт (Райские птицы)

Онойко Ольга

Лилен тосковала.

Уральцы вспоминали славные свершения школьных лет, и, казалось, совсем забыли о деле. Рассказывались байки, но для Лилен они были чужие, в каждую требовалось долго вникать, и она скоро устала. А тут ещё и сленг, коверкавший язык настолько, что мало в ушах не шумело от усилий понять. Чем больше личного было в теме беседы, тем больше оказывалось сленга. «Шифроваться не надо, — уныло думала девушка. — Птичий язык…»

И Север тоже как будто забыл о ней. Как будто всё

кончилось, не начавшись.

От нахлынувшего одиночества ей снова вспомнились родители. И Малыш. Наверно, реши она рассказать, что о ней думает Дельта, или почему мама волновалась, видя её спящей в гнезде Нитокрис, для семитерран эти истории оказались бы так же странны и непонятны, как ей — их уральские анекдоты.

…Летит Бабушка в Эрэс из Степного. Что делают в первом корпусе? С воплями и грохотом, затоптав лектора — не со злости, а просто от буйства — вылетают на улицу, несутся по парку и влезают на забор, что по периметру. Что делают во втором корпусе? Стройно, организованно, полностью игнорируя лектора, встают и выходят, организованно угоняют грузовой кар, снимают блок скорости и летят навстречу.

— Сразу видно, не наш человек придумывал, — комментировал Кайман. — Кар должен быть угнан заранее и находиться в нычке!

Что делают в третьем корпусе? Спокойно занимаются своими делами.

— …к нам — придут, — завершал Димочка с таким неподражаемым чувством собственного превосходства, что ему хотелось дать пинка. И ещё сильнее хотелось, когда он без перехода (соотечественники, очевидно, привыкли, а Лилен ещё нет) сообщал: — Но не поэтому, друзья мои, не поэтому ни одна женщина не в силах мне отказать…

Север косовато ухмылялся; Птиц заканчивал:

— А потому, что девушки любят сладкое… — и встряхивал волосами.

«И какой он натурал? — неприязненно подумала Лилен. — Он ещё больше девочка, чем я».

«Он — лесбиян», — ответил ей непонятно кто, и сначала Лилен растерялась и перепугалась, а потом вспомнила, что рядом Дельта и вроде-как-почти-мастер Крокодилыч.

Кайман перехватил её взгляд и подмигнул нормальным глазом.

— Кстати, — сказал он, — мы вообще зачем собрались? А то, я чувствую, таким манером скоро на пляж пойдём.

Меру благодарности, охватившей Лилен, невозможно было передать словами — и она транслировала её через Дельту, чистым ощущением, на драконий манер. Дельта, не поднимая головы с пола, негромко зачирикал и шевельнул хвостом. Юрка улыбнулся.

— А что неясно-то? — удивился Солнце. — Двое корректоров, у которых в сумме — тридцатка… Батя сказал «набело», значит, будет набело.

— Кстати, о двух корректорах, — начала Таисия, и голос её был точно мензурка, в которую медленно льют серную кислоту. — А где Света?

— Да в кино она, — махнул рукой Костя. — Достал я её…

— Пятый час в кино?

Полетаев хрустнул челюстью.

— Крокодилыч, — сказал он. — Ну-ка позвони. На меня-то она сердится…

Пауза.

Димочка

медленно облизал губы. Стал застёгивать сверкающую под солнцем рубашку. Встал. Лилен почувствовала, как сжимаются мышцы её пресса — сами собой, точно в судороге, без её воли. Что-то под диафрагмой дрожало и ныло, по телу пошёл озноб.

— Света? — окликнул Юра. — Светик?

Включилась голограмма.

— Здравствуйте. Я нашла этот браслетник, извините, — сказала полная немолодая женщина с перекинутой через плечо косой. — Кому его можно отдать? И как?

— А где нашли? — сориентировалась Таис, пока Полетаев грыз прядь волос, а Этцер пытался проморгаться.

— В кинотеатре «Авалон». В зелёном зале, под креслом. Как его отдать? Мне чужого не нужно.

Таис договаривалась — быстро, по-деловому.

— Спокойней, — сказал Север, хоть по интонации было ясно, что не очень-то искренне его утешение, — ну, потеряла.

— Дурак, — уронил Синий Птиц. — Мы ничего не теряем, если не хотим… Тася, спроси — когда?

Женщина не помнила точно. Но она пришла на «Хильдегарду, пророчицу». Солнце полез в ресторанный дисплей: смотреть расписание сеансов.

— После «Оленьего следа». Два часа назад. Он был выключен…

У Лилен началось колотьё в пальцах рук. Потекло выше, до самых локтей. Руки и ноги казались ватными. Судорога в животе становилась всё сильнее, неведомая сила сгибала Лилен в дугу, девушку било как в лихорадке. Было уже почти больно, и очень страшно: она не знала, что это, отчего, и как пойдёт дальше.

— Север, — она хотела прошептать, чтобы не привлекать лишнего внимания, но вместо этого всхлипнула. — Север, что это такое?!

…А к Ваське Волшебная Бабушка не пришла.

И однажды, пару лет спустя, он улетел в своей коляске высоко и далеко, к самой ограде парка при лечебнице. Завис, глядя на закат. Дело было после ужина, браслетник он отключил, чтобы не доставали; искать его стали только заполночь и нашли к утру. Он сидел с открытыми глазами и улыбался.

Когда Света узнала об этом, то подумала, что, наверное, должна поплакать. Но у неё уже очень давно не получалось. И тогда не получилось.

И сейчас — тоже.

В детстве ей довелось подружиться с длинным списком лекарств, чувствительность организма ко многим веществам оказалась сниженной. Наверно, прийти в себя она должна была только теперь, но помнила не только коридоры, по которым её несли — что за проклятая судьба такая, иные женщины мечтают, чтоб их на руках носили, а её вечно таскают, надоело! — даже машину помнила. Смутный блеск надписи «Искра» на приборной доске. В тяжёлом сне Свете казалось, что она дома, на Урале, и ведёт, как всегда, Юрка, а рядом должен был сидеть Солнце, большой, добрый, смелый, но не чувствовалось почему-то привычной силы — силы энергетика, которой он делится с ней…