Шрифт:
1
ЕЛЕНА
За все годы, что я его знаю, мой отец редко повышал голос. Ужасно слышать, как он сейчас так говорит, особенно с моей матерью. Я сижу на корточках перед тяжелыми деревянными двойными дверями, ведущими в его кабинет, и слушаю, как они спорят. Это кажется даже хуже, чем обычный спор,
— Это реальная опасность, Лупе, — слышу я, как мой отец говорит низким и настойчивым голосом. — Диего не собирается останавливаться. Он не собирается останавливаться, пока с ним не разберутся или мы не дадим ему то, что он хочет. Мы на грани тотальной войны, и я отказываюсь отдавать ему свою дочь.
— Нашу дочь, — шипит моя мать. — Это вина Изабеллы. Брак был идеально подходящим, это просто было не то, чего она хотела. Она сбежала с этим ирландцем, и все из-за ее эгоистичных решений, и теперь нам остается собирать все по кусочкам.
Меня пронзает приступ страха. Я не совсем понимаю, что она имеет в виду, но я чувствую напряжение в воздухе, которое просачивается из комнаты, пока мой желудок не скручивается в холодные узлы, а сердце сильно не колотится в груди.
— Ты права насчет этого, — слышу я, как устало говорит мой отец. — Диего хочет, чтобы она компенсировала потерю Изабеллы. Но я не уступлю этим гребаным требованиям. Он не может заполучить ее. Это не вариант, чем бы он ни угрожал…
— Ты мог бы подумать, возможно это сработает. — Голос моей матери натянутый и надменный, я всегда слышала, как она использует этот тон, когда настаивает на том, чтобы ее выслушали. Но я также слышу в этом нотку страха, и я знаю, что она напугана.
Мы все напуганы. С тех пор, как ушла Изабелла, не было ничего, кроме страха. Мы все слышали, как Диего отправил ее к укротителю невест за ее дерзость, за то, что она отказалась уступить ему. Прошло всего несколько дней, когда мой отец получил от него первую угрозу, и мы узнали, что она сбежала. Сообщение от Королей пришло немного позже, и тогда мы знали, что ирландец спас ее и увез в Бостон. Сейчас она в безопасности, далеко отсюда.
Мы же совсем не в безопасности.
— Он мог бы дать гарантии, что не причинит ей вреда, — настаивает моя мать, теперь ее голос звучит громче. — Сделай это условием сделки. Ее безопасность, чтобы он относился к ней так, как муж должен относиться к своей жене.
— Ты не в своем уме, Лупе. Голос моего отца теперь грубее, злее. — Что мы будем делать, если заключим эту сделку, а он откажется от нее? Как бы мы обеспечили это? Как бы мы защитили ее? Тогда она будет у него, и мы останемся там, где мы есть сейчас, слабее, чем когда-либо, потому что он будет держать над нами угрозу ее жизни.
Наступает минута молчания, и я мысленно представляю, как мой отец, должно быть, качает головой, упрямо скрестив руки на груди. Я видела это раньше, когда видела, как они спорят.
— Я не собираюсь вот так бросать ее на растерзание волкам, — говорит он так тихо, что я почти не слышу его. — Этого не случится. Мы найдем другой способ.
— Он собирается убить нас, — бормочет моя мать, и на этот раз я отчетливо слышу панику в ее голосе. — Ты должен что-то сделать, Рикардо. Мы
Меня охватывает та же паника, и я прижимаю кулаки к животу, присев на корточки и прислушиваясь, моя кровь превращается в лед. Я скучаю по Изабелле. Я так сильно по ней скучаю. Она бы знала, что делать, что говорить…
Возможно, объективно верно, что мы оказались в таком положении из-за нее, но я не виню ее, в отличие от нашей матери. Как я могу? Она всегда была более дикой, смелой, ненамного старше меня, но достаточно для того, чтобы я равнялась на нее, и хотела быть такой же храброй, как она.
Она получила все, что хотела, все, о чем мы обе слишком боялись мечтать в нашем будущем. Она вышла и заявила, что ее девственность — ее собственность, соблазнила ирландца, и он влюбился в нее. Он спас ее и увез далеко отсюда, как в какую-то сказку. Это было именно то приключение, та романтика, о которой мы когда-то шептались, история, которая, казалось, никогда не сможет сбыться.
Я хочу свой собственный счастливый конец прямо сейчас. Но я вижу, что этого не произойдет. Лучшее, на что я могу надеяться, это то, что каким-то образом мой отец убережет меня от лап Диего Гонсалеса. Что он не позволит ему потребовать меня в качестве компенсации за Изабеллу, за свою потерянную невесту.
Слушая, как мои родители борются за мою судьбу, я не могу не задаваться вопросом, знает ли Изабелла, что происходит. Поступила бы она по-другому, если бы знала, что Диего придет за мной следующей. Я надеюсь, что она этого не знает. Я хочу, чтобы она была счастлива, и я также хочу своего счастья.
Дверь в кабинет с правой стороны внезапно распахивается, так быстро, что я подпрыгиваю и падаю навзничь на задницу, издавая то, что моя мама назвала бы очень неподобающим леди писком потрясения. Моя мама выбегает из кабинета и останавливается, ее лицо искажается от гнева, когда она смотрит на меня, распростертую на каменном кафельном полу.
— Я вижу, ты подслушивала, — говорит она ледяным тоном, ее глаза сузились. — Что я сделала, чтобы быть проклятой, имея двух таких непокорных дочерей, которые…
— Лупе, хватит. — Голос моего отца гремит мимо нее, когда он толкает другую дверь, обходит мою мать и протягивает руку, чтобы помочь мне подняться с пола. — Елена напугана. Мы все напуганы. Не нужно усугублять ситуацию.
Это должно было успокоить, но почему-то, когда я слышу, как мой отец говорит, что ему страшно, что он ставит себя в один ряд со всеми нами, от этого становится в сто тысяч раз хуже. Я вижу это по его лицу, когда медленно поднимаюсь на ноги, отряхиваясь. Выражение его лица такое же спокойное, как всегда, но я вижу затаившийся в его глазах страх.
На протяжении всей моей жизни мой отец всегда был непоколебимой скалой, тем, кто, я знала, мог уберечь нас от чего угодно. Я всегда была уверена, что он любит Изабеллу и меня, что он защитит нас, и я знала, что нам повезло в этом отношении. В нашем мире дочери могли быть не более чем средством для заключения союзов. Они ценны только потому, что их можно использовать в качестве разменной монеты. Я знала, что наш отец никогда не видел нас такими. Даже когда он был вынужден пообещать Изабеллу Диего Гонсалесу, это было не потому, что он этого хотел.