Дикий волк (Сборник НФ)
Шрифт:
Хабер молчал и никак не реагировал, поэтому Орр продолжал:
— Или, может быть, не просто подсознание, но просто иррациональная часть, все мое существо не годится для такой работы. Может быть, я слишком пассивен, как вы сказали. У меня недостаточно сильное желание. Может быть, именно поэтому мне и снятся эффективные сны. А если не так, может, существуют другие люди, обладающие этой способностью, но с более подходящим мозгом. Поищите их. А я не хочу, я не могу этого вынести. Смотрите: на Ближнем Востоке нет войны, уже шесть лет мир, прекрасно,
— Никто не знает, как выглядят чужаки, Джордж, — успокаивающим рассудительным тоном сказал Хабер. — Всем нам они снятся в дурных снах. Но, как вы сказали, больше шести лет прошло с их высадки на Луну, а они не пытались появиться на Земле. Теперь наша система защиты достигла совершенства. Даже если они и попробуют прорваться, то не смогут. Опасный период составляли те несколько первых месяцев, прежде чем была создана защита на международной основе.
Орр сидел с поникшими плечами. Он хотел крикнуть Хаберу: «Лжец! Почему ты лжешь мне?». Но желание это не было глубоким. Оно никуда не вело. Насколько Орр знал, Хабер был искренен, потому что лгал самому себе.
Он, должно быть, непроходимой стеной перегородил свой мозг. Одна часть мозга знала, что сны Орра изменяют реальность, и использовала эту возможность; другая — что Хабер использует гипнотерапию, чтобы излечить шизоидного пациента, который считает, что сны изменяют реальность.
Орр с трудом воспринимал это. Его мозг так этому сопротивлялся, что в других он подобного и не замечал. Но знал, что такое возможно.
Он вырос в стране, которой правили политики, посылавшие бомбардировщики бомбить детей, чтобы дети могли расти в безопасности.
Но это было в прежнем мире, а теперь существует новый.
— Я схожу с ума, — сказал он. — Вы должны это видеть, вы психиатр. Разве вы не видите, что я разрываюсь на части? Чужаки из космоса, нападающие на Землю! Если вы прикажете мне снова видеть сон, к чему это приведет? Может, мир сойдет с ума, как продукт безумного мозга. Чудовища, привидения, колдуны, драконы, превращения, все, что мы носим в себе, все ужасы детства, ночные страхи и кошмары. Как вы удержите все это? Я не смогу этого остановить. Я не контролирую себя!
— Не тревожьтесь о контроле! Свобода — вот к чему вы идете, — шумно сказал Хабер, — свобода! Ваше подсознание не клоака ужаса и отчаяния. Это викторианское представление чрезвычайно разрушительно. Оно повредило многим выдающимся умам девятнадцатого столетия и подрезало крылья психологии всю первую половину двадцатого. Не бойтесь своего подсознания! Это не черная яма кошмаров. Ничего подобного! Это источник здоровья, воображения, созидания. То, что мы называем «злом», произведено цивилизацией, ее стрессами, ее давление м, уродующим свободное спонтанное проявление личности. Цель психотерапии в том и заключается, чтобы уничтожить беспочвенные страхи и кошмары, вывести подсознание на свет разума, изучить его объективно
— Есть, — негромко сказал Орр.
Хабер, наконец, отпустил его. Орр вышел в весенние сумерки, минуту постоял на ступеньках института, сунув руки в карманы, сверху глядя на огни города, затуманенные вечерней дымкой. Они, казалось, двигались, как маленькие тропические рыбки в темном аквариуме. Фуникулер поднялся на вершину холма в парк Вашингтона, перед институтом. Орр сел в него.
Неуверенно и бесцельно фуникулер двинулся вниз. Он двигался как лунатик, как под властью колдовства.
Сон — это контакт с возможным, которое также называется невероятным. Мир ночи — это миф. Ночь как ночь есть вселенная. Темные существа неизвестного мира становятся соседями человека. Сон есть аквариум ночи.
В четырнадцать десять тридцатого марта Хитзер Лилач видели на Анкенн-стрит. Она шла на юг по четвертой авеню, неся большую черную сумку с медной застежкой, и была одета в красный виниловый плащ. Следите за этой женщиной. Она опасна.
Дело не в том, что она зря ждала бедного психа, просто ей не нравилось выглядеть по-дурацки в глазах посетителей. Полчаса удерживать столик в самое обеденное время — «Я жду человека», «Простите, я кое-кого жду», — и никто не пришел. В конце концов ей пришлось сделать заказ, торопливо поесть, и теперь у нее была изжога. А также крайняя обида и апатия.
Она свернула к Моррисон-стрит и вдруг остановилась. Что она здесь делает?
Так не пройдешь к «Форману, Эссербену и Ратти». Она торопливо прошагала несколько кварталов на север, пересекла улицу, подошла к Бернсайду и снова остановилась. А что она здесь делает?
Идет в переоборудованный гараж, Бернсайд, 209. Что за гараж? Ее кабинет в Пендлтон-билдинг на Моррисон-стрит. Первое официальное строение Портленда после Катастрофы. Пятнадцать этажей, ценнский стиль.
Кто же работает в переоборудованных гаражах?
Она спустилась по Бернсайду и посмотрела. Вот он. Следы запустения.
Ее кабинет располагается на третьем этаже.
Она стояла на тротуаре, глядя на заброшенное здание с его слегка наклоненным полом и чувствовала себя очень странно.
Что случилось во время психиатрического сеанса?
Нужно увидеть этого негодяя Орра.
Хоть он и не пришел, у нее есть к нему вопросы. Она двинулась на юг — щелк-бряк — к Пендлтон-билдинг и позвонила ему из кабинета, вначале на фабрику Бредфорда.
— Нет, мистер Орр сегодня не приходил. Нет, он не звонил.
Потом она позвонила ему домой. Никто не брал трубку. Может позвонить доктору Хаберу? Но он такой шишка, правит Дворцом Снов.
И что же она: ведь Хабер не должен знать о ее знакомстве с Орром. Лжец сам роет себе могилу. Паук запутывается в собственной паутине.