Дикий восторг
Шрифт:
— Только что разговаривала с ней наверху. Она приставала ко мне, чтобы я передала тебе найти ее, когда ты появишься на вечеринке, так что, иди, поговори с ней. Быстро. Прежде чем она взорвалась.
— Так счастлива?
В кои-то веки Эйвери улыбается. Это не ухмылка или же кислая гримаса, или злобная, мелочная усмешка. Это именно улыбка, не больше и не меньше. Более юная Эйвери проявляется в этой улыбке — более светлая Эйвери. Более невинная Эйвери.
— Да, — кивает она. — Она счастлива. Она действительно очень счастлива.
Я
Она слышит мое приближение и оборачивается.
— Привет! Самое время, чтобы прийти. Не пьешь?
— Ты стояла немного выше в списке моих приоритетов. Что странно, так как никто не может идти вперед выпивки. Ну, за исключением Джонни Деппа. Но даже ему придется занять место в очереди и чуть-чуть подождать.
Она смеется, и я облокачиваюсь на перила рядом с ней. Кто-то совершенно голый проносится под балконом, крича о короле инопланетных захватчиков.
— Хорошая вечеринка. Люди веселятся, теряя свои штаны…
— …и, возможно, свои мозги, — перебивает София.
— …и абсолютно точно свои мозги. Забираю свои слова обратно. Это — идеальная вечеринка.
София смеется и делает глоток чего-то синего и пенистого из своего стакана, и показывает мне свой окрашенный язык.
— Ужас! — я игриво толкаю ее. — Ты действительно больна!
— И заразна! — настаивает она. — Я всю жизнь это планировала: устроить огромную вечеринку в честь дня рождения, заразить всех вас и начать зомби-апокалипсис.
— Чертовски вовремя. Я ждала этого многие годы.
В уютной тишине я изучающее рассматриваю Софию и замечаю, что ее запястье украшает браслет Талли. Он едва ей впору, ее запястье настолько тонкое и крошечное, что идеально соответствует браслету. Серебро сверкает в лунном свете. Ух, аж дух захватывает.
— Я хотела поблагодарить тебя, — нарушает тишину София. — Как полагается.
— За что? За то, что превратила твою жизнь в ад?
— За попытку.
Ветер играет с ее волосами, она убирает их за ухо и улыбается мне.
— Мало кто на это способен. Как только люди видят настоящую меня, ту, которая подозрительна, жестока, озлоблена и безнадежна, они уходят или сдаются. Но ты осталась. Так что, я хотела поблагодарить тебя за это.
— Не такое… не такое уж и большое дело. Я просто… просто была с тобой упрямой, но я в принципе упрямая. Так что, на самом деле я ничего не сделала.
— Ты пыталась помочь, — настаивает София, хватая меня за руку. Браслет Талли дарит ощущение прохлады моей коже, да и ее ладонь тоже на удивление холодная. — Ты пыталась мне помочь, и за это я никогда не смогу отблагодарить тебя.
И так, соединив руки, мы стоим некоторое время, я наблюдаю за ней, а она разглядывает небо.
— Ты слышала о Ван Гоге? — неожиданно спрашивает она.
— Ну а как же, он отрезал собственное ухо и нарисовал ЛСД подсолнухи, верно?
— Ага, — смеется она. — Его картины… все говорят, что они прекрасны, но они всегда наводили на меня печаль и пугали. Они пугающие — все эти яркие цвета и весь этот хаос. Но полагаю, что это по-своему красиво.
Я киваю, подавляя в себе снарка, чтобы попытаться насладиться этим моментом спокойствия.
— Он нарисовал картину «Звездная ночь», находясь в клинике для умалишенных, — говорит она.
— Ох, правда?
— Да. Перед смертью он написал много картин с изображением пшеничного поля. Именно эти картины мне нравятся больше всех — они спокойные, мирные.
— Я хочу когда-нибудь их увидеть.
— Увидишь, — уверяет она. — Они действительно хороши. Хотя печально; он покончил жизнь самоубийством. Застрелился. Ну, пытался. Он немного промахнулся и с трудом смертельно раненный вернулся в гостиницу, в которой остановился, и умер в своей постели после долгих часов мучений.
— Боже, — я втягиваю воздух сквозь зубы. Она качает головой и улыбается.
— Последними его словами были: «Печаль будет длиться вечно». И я думаю, он был прав, но также считаю, что он очень сильно ошибался. Она не длится вечно. Потому что мы не вечны.
Тьма, которую я заключила в клетку, чтобы выглядеть веселой на этой вечеринке, выплывает из моего сердца. София, должно быть, замечает это, потому что она нежно сжимает мою руку.
— Эй, все хорошо. Не могла бы ты принести мне еще немного этой синей жидкости? Я еще недостаточно пьяна, чтобы танцевать, и это срочно необходимо исправить.
— Ха, звучит знакомо. Скоро вернусь.
Я беру ее стаканчик и, уходя, слегка сжимаю ее руку. Внизу бушует сумасшедшая вечеринка, которая становится все безумней. Я машу Джеку, и он следует за мной на кухню.
— Итак? Она в порядке? — спрашивает он.
— Аха, она просто захотела еще выпить. Ты должен пойти к ней. Приволочь сюда, потанцевать с ней, ну, или что-нибудь еще в этом роде.
Джек вздрагивает, но он очень хорошо это скрывает.
— Я еще не рассказал ей.
— Знаю, — киваю я. — Я тоже не рассказала тебе о некоторых вещах. Так что, здесь все всё недоговаривают. И это нормально. Секреты здесь своего рода дрянной хлеб с маслом.