Дикое домашнее животное
Шрифт:
Я взбежала по высокой лестнице, толкнула дверь и зашла в большой прохладный «предбанник».
За прозрачными внутренними дверями мне была видна широченная тетка, стоявшая возле гардероба, уперев руки в боки. Она явно ждала, когда я войду внутрь, чтобы с удовольствием со мной поскандалить: библиотека закрывалась через несколько минут.
Но я ласково ей улыбнулась и не вошла. Вместо этого я повернулась к ней спиной и замерла в ожидании.
На моих часах было без двух минут восемь, когда на стоянку зарулила
Хм… Конечно, лично я бы предпочла что-нибудь поприличнее. С другой стороны, кто здесь меня спрашивает?
Несколько секунд ничего не происходило. Потом водительская дверь распахнулась, и в лучах вечернего солнца показался Он. Обошел вокруг машины, присел возле правого заднего колеса и что-то там потрогал. Потом выпрямился, открыл багажник и стал в нем копаться. Переложив какие-то вещи, он закрыл багажник, закурил и, прислонившись к капоту, расслабился.
Он смотрел в мою сторону, но не видел меня. Я пыталась прочитать выражение его лица, однако у меня ничего не получалось. Сердце так стучало, что перед глазами все плыло.
Спиной я почувствовала приближение врага и, оглянувшись, увидела тетку, с решительным видом направлявшуюся в мою сторону. Ждать дольше не было никакого смысла.
Я сделала глубокий вдох, толкнула тяжелую дверь и пошла вниз по лестнице.
Он смотрел, как я спускаюсь, и даже не пытался сделать вид, что ему приятно мое появление. Остановившись в метре от него, я безмятежно улыбнулась и сказала:
– Привет!
– Привет! – отозвался он, чуть-чуть оттаяв и слабо улыбнувшись в ответ.
Очень слабо – так, уголком губ.
Потом подошел к передней пассажирской двери, открыл ее, достал из бардачка мой злополучный кошелек и протянул мне.
– Вот. Больше не теряйте.
И в эту секунду я ясно поняла, что сейчас он попрощается, сядет в свою задрипанную «десятку» и уедет. Навсегда.
Меня захлестнуло волной отчаяния. Такой высокой, что стало нечем дышать.
Внезапно, осознав, что мне, в сущности, нечего терять, я вдруг успокоилась, открыла кошелек и… демонстративно начала пересчитывать деньги.
Такого он не ожидал и, похоже, даже немного растерялся. Во всяком случае, вместо того чтобы попрощаться он спросил с обидой в голосе:
– Проверяете, все ли на месте?
– Не-а, – легкомысленно ответила я, закрывая кошелек и убирая его в сумку. – Просто не помню, сколько там было.
Враки, конечно. Я всегда с точностью до рубля знаю, сколько у меня денег.
– Ну и как?
– Две тысячи сто тридцать три рубля плюс какая-то мелочь, – жизнерадостно доложила я. – Предлагаю их пропить.
Не знаю, кто из нас удивился больше. Надеюсь, он не подумал, что я каждый день предлагаю незнакомому мужчине пропить две тысячи сто тридцать три рубля с мелочью.
– Как вы себе это представляете? – усмехнулся он.
Прогресс! По крайней мере, не пытается удрать.
– Вы любите кино? – спросила я, удивив его еще больше.
Он совсем растерялся.
– Ну… Конечно. А что?
– Обернитесь.
Он не понял и вопросительно поднял брови. Затем медленно обернулся.
Мы стояли в ста метрах от кинотеатра «Космос», на фасаде которого висела огромная афиша с программой ретроспективы французского кино. С афиши нам улыбались Луи де Фюнесс, Жан-Поль Бельмондо и Жерар Филипп.
– Я не люблю Бельмондо, – сказал он настороженно.
– Я тоже, – соврала я (как можно не любить Бельмондо?). – Поэтому мы пойдем на «Фанфан-тюльпан».
– Серьезно? – прищурился он.
– Да. Начало в пол-десятого. В малом зале.
– А до того?
– А до того мы пропьем то, что останется от билетов. Или проедим. Я, кстати, хочу есть. А вы?
Меня несло. И я уже знала, что он согласится.
И он согласился.
Мы купили билеты и поднялись в кафе на втором этаже. Есть здесь кроме пиццы было нечего. Но зато пицца наличествовала не то шести, не то семи видов.
Сделав заказ, мы уселись за столик возле большого панорамного окна, из которого открывался замечательный вид на площадь перед кинотеатром.
– Меня зовут Инна, – храбро сказала я, когда официант поставил перед нами тарелки и отошел от стола. – А вас?
– Игорь, – после паузы, словно нехотя ответил он.
Я никак не могла его раскусить. То ли он гипертрофически застенчив, то ли самовлюблен до одури.
Ну да ладно. Главное, он сидел передо мной, я знала, как его зовут, и могла всласть любоваться этими прозрачными зелеными глазами.
Надо же быть таким красивым! Что же мне делать с тобой, сокровище мое?
Как там говорил Лосев? «Человеку интересен прежде всего он сам»?
– А расскажите, пожалуйста, о себе, – попросила я, непринужденно откусив гигантский кусок пиццы и чуть не уронив маслину на джинсы.
В отличие от меня он сначала прожевал, прежде чем осторожно поинтересоваться:
– А что вы хотите обо мне знать?
«Все!» – чуть не вырвалось у меня. Но я сделала вид, что задумалась, и через пару секунд решила:
– Ну… Скажем… Что вы любите, чем увлекаетесь?
Игорь пожал плечами.
– Да ничем особенным.
Странно. Я-то была уверена, что он альпинист, или байдарочник, или еще какой-нибудь экстремал.
– Так не бывает, – не сдавалась я. – Каждый человек чем-нибудь увлекается. Вот я, например, спорт не люблю, зато люблю театр. Особенно балет. Хотя драматический театр тоже очень люблю. А еще изобразительное искусство…
Тут я вовремя сообразила, что начала, говоря словами Лосева, «перетягивать одеяло на себя», и осеклась.