Дикое поле
Шрифт:
— Но она не знает языка, на котором говорит Белометти, и не знает турецкого, — немедленно возразил Куприян.
— А вдруг знает? То, что она упорно молчит, еще ничего не доказывает. — Бажен встал и зажег свечи.
На улице темнело, в комнате стало сумрачно. Суматошный, полный неожиданностей день потихоньку угасал.
Конечно, Куприян прав: неизвестная невольница может не знать ни турецкого, ни татарского, ни тем более латинского языка. Но как все-таки заманчиво договориться с ней и из первых уст слышать о том, что предпринимает Белометти. Естественно, существуют иные пути —
— Попробуй послать ей записку, — посоветовал Куприян. — Или давай я сам попытаюсь с ней переговорить.
— Записку я уже передавал, — бледно улыбнулся Важен. — Она бросила ее в огонь, не читая. А где ты хочешь с ней говорить? В женской бане? Это невозможно, а дом охраняется слугами.
— Может, и родной грамоты не разумеет? — крякнул Куприян. — Вот незадача!
— Гуссейн заранее знал, что произойдет: два дня назад он отправил старшего сына из города, — переменил тему Сухоборец.
Не в его правилах было вертеться в разговоре вокруг одного и того же. Коль скоро не нашел решения, подожди, оно может родиться чуть позже. Так уже не раз бывало, и не стоит жевать словесную жвачку.
— Думаешь, как узнать о решении нового султана через Гуссейна? — тут же подхватил Куприян.
— Я думаю о другом, — признался Бажен. — Поверит Джакомо слову Фасиха или нет?
— Он наверняка хитер и недоверчив, иначе его не послали бы сюда. Но какие подтверждения своему слову даст ему евнух? Не принесет же он фирман султана?
— А вдруг? Если не сам фирман, то его копию. Белометти не повезет в Рим пустые звуки, он должен показать бумаги — без них ему не будет веры.
— Но это петля на шее Фасих-бея!
— Почему петля? — не согласился Важен. — Они могут составить тайный договор, особенно если евнух станет великим визирем.
— Это страшная война, — помрачнел Куприян.
— Да, если султан Ибрагим, валиде Кезем и ее приближенные согласятся на тайный союз с Папой. Фасих-бей будет за этот союз, но станет ли он великим визирем? — Сухоборец помолчал. Мысленно он пытался предугадать, как поведут себя турецкие вельможи, окружающие трон султана. — Сам Ибрагим, валиде Кезем, Гуссейн и другие спят и видят Балканы под своей безраздельной властью. Папа тоже хочет взять их под свою руку. Уступят ли ему османы такой лакомый кусок за обещание ударить по Руси с Запада?
— Папа может предложить им что-то другое.
— Что? — иронично усмехнулся Бажен. — То, что им и так принадлежит? А воевать за интересы Ватикана турки не станут. Фасих тоже не попрет рогом против всей империи: пока ему нужно взобраться по ступенькам трона, он будет обещать, что заключит договор, и даже подпишет его, а потом — разорвет… Ладно, давай отдыхать. Утро вечера мудренее.
Ни он, ни Куприян еще не знали, какие новые неожиданности принесет им грядущий день…
В Константинополь въехали ранним утром. Накануне Тимофей устроил ночевку неподалеку от столицы османов, чтобы изменить внешность своих спутников. Помня о метках на стенах караван-сараев и предупреждении отца Доната, он прикинул, что предателю,
К затее Тимофея все отнеслись по-разному: Жозеф скептически хмыкнул, Кондас промолчал, Богумир ее воспринял как должное, а Сарват вдруг заартачился и начал доказывать, что наряд гуреба ему значительно больше подходит. К удивлению Головина, его поддержала Злата, не желавшая расставаться с мужским костюмом. Стоило труда уговорить их согласиться.
Ночь прошла спокойно, от костра никто не отлучался, и Тимофей мысленно похвалил себя за предусмотрительность: здесь негде оставить загадочную метку. На рассвете он тщательно осмотрел стоянку, не нашел ничего подозрительного и повел маленький отряд в столицу султанов.
Увидев раскинувшийся перед ними огромный город с зелеными садами, куполами мечетей и дворцов, крепостными башнями и стенами, все как-то присмирели. Даже француз прикусил язык, подавленный необыкновенным величием древнего Константинополя. Ворота миновали легко. На них просто никто не обратил внимания: все были заняты своим делом, события последних дней владели умами, давая неисчерпаемую тему для разговоров. Кому тут до жалких провинциалов? Из разговоров прохожих Тимофей узнал, что вчера умер султан Мурад и на престол вступил его брат Ибрагим. Но особой печали на лицах он не заметил: Константинополь торговал, спорил, ссорился, мирился, принимал и отправлял корабли. Стучали молотками сапожники, вздували горны кузнецы, возводили стены каменщики, шили одежду портные, стояли у своих чанов красильщики.
Головин сообщил новость своим спутникам и предупредил их на всякий случай, чтобы не вздумали бурно веселиться. Новость все тоже восприняли по-разному. Сарват воинственно подкрутил черные усы и пробормотал:
— Туда ему и дорога.
Богумир злорадно усмехнулся. Кондас равнодушно пожал плечами и спросил:
— Это меняет наши планы?
— Нет, но нужно быть осмотрительнее, — ответил Тимофей.
Злата промолчала, а Жозеф только пренебрежительно отмахнулся. Его больше занимали прохожие на улицах, лавки купцов, дворцы и площади.
Устроив спутников в караван-сарае, казак заторопился на базар. На прощанье он попросил никого не отлучаться до его возвращения.
— Когда нам тебя ждать? — поинтересовался болгарин.
— Вечером. Но может быть, вернусь завтра, — предупредил Головин.
— Ты отправляешься искать нужных людей? — поднял бровь Жозеф. — Возьми меня с собой. Или ты мне не доверяешь?
— Прекрати! — поморщился грек. — Вечно ты суешь нос, куда не следует.
— Я иду узнать, что тут и как, — примирительно улыбнулся казак, хотя слова француза заставили его насторожиться.