Дилогия об изгоняющем дьявола
Шрифт:
Сержант непонимающе уставился на следователя, а затем проследил за его взглядом. Киндерман смотрел туда, где Аткинс беседовал с медсестрой и миссис Кинтри. Вот миссис Кинтри кивнула, и обе женщины встали. Киндерман отвел глаза, когда заметил, как мать на мгновение задержала взгляд на прикрытом холстом теле своего сына. Подождав немного, следователь спросил:
— Ну как, они уже ушли?
— Да, садятся в машину,— сообщил Стедман.
— Хорошо.— Киндерман повернулся к полицейскому.— Ну, сержант, валяйте, показывайте.
Сержант молча развернул коричневую ткань и показал то, что в ней находилось: деревянный молоток для отбивания мяса.
Киндерман взглянул на молоток и объявил:
— У моей жены почти такой же. Для шницелей. Только чуть поменьше.
— Таким пользуются в ресторанах,— заметил Стедман.— Или в столовых на предприятиях. Я сам видел такие на кухне в армии.
Киндерман поднял глаза.
— И такой штуковиной можно все это проделать?
Стедман кивнул.
— Пусть его возьмет Делира,— проинструктировал сержанта Киндерман,-— А я пойду взгляну на старушку.
В сторожке на лодочной станции было тепло. Поленья вспыхивали и потрескивали в огромном камине, выложенном из крупных и округлых серых булыжников, а вдоль стен в специальных отсеках стояли легкие байдарки.
— Пожалуйста, мэм, назовите свое имя.
Старушка сидела у камина на ободранном диване, обитом желтой искусственной кожей. Рядом с ней расположилась сотрудница полиции. Киндерман стоял перед ними, он сопел и комкал поля своей шляпы. Казалось, старая женщина не замечает следователя, ее сосредоточенный взгляд был устремлен Бог знает куда. Киндерман изумленно прищурился. Присев на стул рядом со старушкой, он бережно пристроил шляпу на стопку видавших виды журналов — разорванных, без обложек, забытых здесь, вероятно, во времена оны и сваленных на маленький деревянный столик. Шляпа накрыла древнюю рекламу виски.
— Вы не могли бы назвать свое имя, милая?
Ответа не последовало. Киндерман вопросительно взглянул на сотрудницу полиции. Та кивнула и объяснила:
— Она повторяет это бесконечно, кроме тех моментов, когда мы ее кормили. И даже тогда, когда я причесывала ее,— добавила она.
Киндерман снова взглянул на старушку. Она делала какие-то странные ритмичные движения руками. И вдруг следователь увидел нечто такое, чего раньше почему-то не заметил. На столике рядом с его шляпой лежала маленькая розовая вещица. Киндерман поднял ее и прочитал надпись:
«Болыние Виргинские водопады». Буква «н» оказалась стертой.
— Никак не могу найти вторую,— пояснила сотрудница полиции,— поэтому я не стала закалывать эту и отложила ее.
— А она носит эти заколки?
— Да.
Следователь внутренне напрягся: с одной стороны, это было открытием, а с другой... Заколки приводили его в замешательство. Старушка, несомненно, являлась свидетельницей преступления. Но что она потеряла на пристани в такой час? Да еще на таком холоде? И совсем непонятно, с какой стати занесло ее на пересохший канал? Поначалу Киндерман решил было, что она просто слабоумная и, скорее всего, выгуливала собаку. «Собаку? Да, наверное, пес куда-то удрал, а она, пытаясь его найти, заблудилась. Это, по крайней мере, объясняло, почему она так плачет». Поразмыслив над этим, Киндерман пришел к страшному выводу, что несчастная женщина своими глазами наблюдала разыгравшуюся здесь трагедию и от этого потеряла рассудок — во всяком случае, на некоторое время. Поэтому сейчас она не в состоянии отвечать ни на какие вопросы. Киндерман ощущал странную смесь жалости, возбуждения и раздражения. Надо было во что
— Мэм, не могли бы вы назвать свое имя?
И снова молчание. В наступившей тишине следователь наблюдал, как она опять и опять повторяет одни и те же пассы руками. Высоко в небе солнце выскользнуло наконец из облаков, и его приглушенные зимние лучи как нежданная милость коснулись ближайшего окна. Осветилось и лицо старушки. Казалось, что глаза ее наполнены этим божественным сиянием. Киндерман слегка подался вперед: ему вдруг почудилось, что в движениях пожилой женщины, казалось бы бессмысленных, прослеживается определенная ритмичность и очередность. Ноги старушки были плотно сдвинуты, она последовательно то одной, то другой рукой совершала движения по направлению к бедрам, затем рука взмывала высоко вверх над головой, и после нескольких коротких и резких толчков все повторялось снова
Киндерман некоторое время наблюдал за старушкой, потом поднялся со стула.
— Пусть она побудет в приемной, Джордан, пока мы не установим личность.
Сотрудница полиции кивнула.
— Вы причесали ее,— тепло проговорил Киндерман.— Это очень мило. Останьтесь пока с ней.
— Слушаюсь, сэр.
Киндерман повернулся и вышел из сторожки. Проинструктировав своих людей, он поехал домой. Жил Киндерман недалеко от Фоксхолл-роуд, в небольшом и уютном коттеджике в стиле эпохи Тюдоров. Он переселился сюда из городской квартиры всего шесть лет назад по настоянию жены и называл теперь свое жилище, расположенное на окраине, не иначе как «деревней».
Киндерман вошел в дом и позвал:
— Пончик, я уже дома. Это я, твой герой, инспектор Клузо[24].
Он повесил шляпу и пальто в крошечной прихожей на вешалку, вырезанную в виде дерева, затем отстегнул кобуру с пистолетом и запер ее в ящике небольшого деревянного комода, стоящего рядом с вешалкой.
— Мэри?
Ответа не последовало. Почувствовав аромат только что сваренного кофе, Киндерман, тяжело ступая, направился в кухню. Джулия, его двадцатидвухлетняя дочь, по всей вероятности, еще спала Но где же Мэри? А Ширли, его теща?
Все на кухне было выдержано в этаком колониальном стиле. Хмуро оглядев медные кастрюльки и многочисленную утварь, развешенную над старинной газовой плитой, Киндерман попытался представить, что всем этим хламом набита не его кухня, а какая-нибудь ночлежка в Варшаве, в самом нищем районе. Он медленно подошел к столу.
— Стол из клена,— вслух пробормотал он. Находясь в одиночестве, он частенько разговаривал сам с собой.— Ну какой еврей отличит его от дуба или ясеня? Конечно никакой, это просто невозможно.
И гут Киндерман заметил на столе записку. Он поднял ее и прочитал:
«Дорогой мой Билли,
не обижайся, но когда нас сегодня разбудил телефонный звонок, матушка настояла на том, чтобы мы отправились в Ричмонд. Наверное, это тебе в отместку. Поэтому я решила: чем скорее мы уедем, тем быстрее управимся и вернемся. Она говорила, что все евреи на юге должны держаться друг друга. Кстати, кто у нас в Ричмонде?
Как твои дела на работе? Интересно? С нетерпением жду твоих рассказов. Я приготовила на завтрак твое любимое блюдо — загляни в холодильник. Вернешься ли ты к вечеру домой или, как всегда, отправишься кататься на коньках по Потомаку вместе с Омаром Шарифом и Катрин Денёв?