Дин Рид: трагедия красного ковбоя

Раззаков Федор Ибатович

Дин все это, конечно, видел и испытывал те же чувства, что и большинство людей: ему было грустно. В такие минуты он все чаще мысленно возвращался к событиям недавнего прошлого – к 60-м годам, когда мир, как казалось многим, стоял на пороге серьезных перемен к лучшему. Это были романтические годы, когда революционные идеи владели миллионами умов, а ветер свободы витал над половиной мира. Именно на волне этих идей Дин и пришел сначала к пацифизму, а потом и к марксизму. В те годы он был уверен, что под ударами прогрессивных режимов, к которым он в первую очередь относил страны социализма, капиталистический мир если и не рухнет, то вынужден будет существенно измениться в лучшую сторону. И наступившая в начале 70-х

годов разрядка ясно на это указывала. Но действительность оказалась совсем не такой, какой представлялась Дину, да и миллионам других людей. На рубеже 70-х маятник начал разворачиваться в обратную сторону, и все, что с таким трудом было завоевано в годы разрядки, грозило быть похороненным. Обе системы опять вернулись к своим первоначальным позициям.

Будучи человеком неглупым, Дин не собирался винить в происшедшем лишь одну сторону – противоположную. Он понимал, что достаточно ошибок надела и та сторона, на которую он поставил в этой игре. И, часто размышляя над природой этих ошибок, Дин приходил к мнению, что они были обусловлены несколькими факторами. Во-первых, тем, что социализм был еще слишком молод (в 1977 году он отметил свое 70-летие, что равнялось средней продолжительности жизни одного человека), во-вторых – внешними факторами, выразившимися в кознях многочисленных врагов, которые буквально не давали социализму ни дня передышки, и, в-третьих, – непростительными ошибками, которые совершали и продолжают совершать сами лидеры социализма.

Взять, к примеру, то же упорное нежелание уступать свои места молодым, чуть ли не патологическая боязнь какого-либо обновления. Ведь сложившаяся в советском руководстве ситуация служила дурным примером и для других руководителей Восточного блока. Так, лидеру СЕПГ Эриху Хонеккеру через год исполнялось 70 лет, председателю Совета Министров ГДР Вилли Штоффу шел 67-й год, президенту Народной палаты ГДР Хорсту Зиндерманну – 66-й. И хотя самый старый член восточногерманского Политбюро – 74-летний Альберт Норден – в прошлом году был отправлен на пенсию, общей ситуации это не меняло: руководство СЕПГ, хоть и было моложе советского, однако ненамного. Та же картина была и в других соцстранах: руководителю Болгарии Тодору Живкову было 70 лет, венгерскому лидеру Яношу Кадару было на год меньше, чехословаку Густаву Гусаку – 68 лет, монголу Цеденбалу – 65. Самым молодым был румынский лидер Чаушеску, которому шел 63-й год.

Между тем дело было не только в возрасте, но и во времени, которое человек занимал высшие в стране посты. Если в тех же США президенты менялись каждые четыре года и почти такие же сроки фигурировали и в большинстве западноевропейских стран, то в Восточном блоке все было совершенно иначе – там можно было сохранять высшие посты чуть ли не пожизненно. Так, Брежнев руководил страной вот уже 17 лет, Чаушеску – 16, Гусак – 12, Хонеккер – 10. Но дольше всех у руля стояли Живков – 27 лет, Кадар – 24, Цеденбал – 23 года (среди западных политиков единственный пример такого рода – президент Финляндии Урхо Кекконен, который занимал этот пост 25 лет).

Учитывая, что руководство страной дело все-таки архисложное и отнимает у человека много физических сил, было бы уместно ввести в странах социализма специальную возрастную квоту, которая ограничивала бы время пребывания на высшем посту хотя бы двумя сроками. Но этого как раз и не было. Поэтому каждый раз, когда Дин живьем или на экране телевизора видел того же Брежнева, он испытывал двойственные чувства: с одной стороны, жалел этого старого и больного человека, с другой – досадовал, что подобным образом в глазах миллионов людей во всем мире дискредитируется сама идея построения справедливого общества, ради которой в разные годы сложило головы столько людей.

Тем временем вечером 1 мая Дин дал свой последний концерт в Ленинграде. В этот же день в газете «Смена» было опубликовано интервью с ним под названием «Мое сердце с вами!». В нем Дин поделился своими впечатлениями от пребывания в Советском Союзе (естественно, только позитивными), а также отпустил «шпильку» по адресу своего соотечественника – знаменитого американского певца Боба Дилана. Цитирую:

«Я, к примеру, никогда не верил Бобу Дилану, хотя тот писал прекрасные актуальные песни. Но сочинял их в „оранжерейных“ условиях – собственном особняке, студиях звукозаписи. Зарабатывал на них огромные деньги в то время, когда другие шли в бой, рискуя жизнью. Многие из них погибли. Дилан же, нажив миллионы, круто переменил взгляды, став реакционером, антикоммунистом, потому что это теперь выгодно, на этом можно „делать деньги“…»

Как мы помним, Боб Дилан завоевал звание бунтарского певца в 60-е годы, во время войны США во Вьетнаме. Однако в следующем десятилетии, когда закончилась не только эта война, но из американского общества выветрился сам дух бунтарских 60-х, Дилан превратился во вполне добропорядочного исполнителя – этакого типичного буржуа с гитарой. Останься он таковым, и, вполне вероятно, не удостоился бы от Дина Рида никаких уничижительных оценок. Однако Дилан публично осудил ввод советских войск в Афганистан, что и вызвало столь бурную реакцию со стороны Дина. Сам он, как мы помним, тоже не был в восторге от этого вторжения, однако публично об этом никогда не заявлял, поскольку понимал, что в таком случае подыграет противнику. А это было не в его правилах.

Что касается Дилана, то его антикоммунизм был явлением вполне закономерным: с приходом к власти Рейгана в США все больше людей стали исповедовать именно эту идеологию. И представители творческой интеллигенции не остались от этого в стороне. Например, в последние пять лет в США практически не снималось антисоветских фильмов, а если таковые и появлялись, то чаще всего их сюжеты были завуалированы под фантастические. Только за один 1979 год, год подписания венских соглашений по ОСВ-2, на экраны Америки вышли сразу три таких фильма: «Бак Роджерс в XXV веке», «Звездный линкор „Галактика“ и „Столкновение звезд“. Поскольку создатели этих картин не слишком изощрялись в желании скрыть адресатов своих персонажей, зрители прекрасно понимали „кто есть ху“ в этих картинах.

Например, в «Баке Роджерсе» действовали три цивилизации: Федеральный директорат – этакая цитадель цивилизации, огражденная от внешнего мира хитроумной технологией, государство Анархия, которое населяли примитивные обитатели, и империя Дракония – тоталитарное общество, основанное пришельцами с иных планет. И практически с первых же кадров зрителю было понятно, что Директорат – это США, Дракония – страны социализма, а Анархия – все остальное человечество. Главной составляющей сюжета этой картины служила следующая коллизия: руководители Драконии пытаются обмануть руководство Директората лживыми заверениями о своем миролюбии, но те не поддаются на это и, ввязываясь в схватку с ними, побеждают. После чего несут блага цивилизации населению Анархии.

При Рейгане все эти условности были отброшены в сторону, и в Голливуде начали клепать конкретные антисоветские картины типа «Москвы на Гудзоне», где речь шла о современных реалиях и где советские люди представали в образах откровенных дебилов (причем эти роли соглашались играть бывшие советские актеры вроде Савелия Крамарова). И даже присуждение премии «Оскар» в марте 1981 года советскому фильму «Москва слезам не верит» как лучшему зарубежному фильму было скорее исключением, чем правилом: это событие так и не стало поводом к затуханию антисоветской кампании в американском искусстве.