Дина
Шрифт:
Ладони холодеют. Призрачная надежда на то, что это были пустые угрозы, тает. Он явно решил привести их в исполнение.
Выключив телефон, чтобы сильнее не расшатывать нервы, я отворачиваюсь к стене и пытаюсь уснуть. Попытка проваливается, потому что в дверь почти сразу же звонят. Приехал Камиль.
Без лишних расспросов он разувается и подталкивает меня в сторону кухни. Мол, давай-ка выпьем чай. Я покорно иду. Состояние по-прежнему оглушенное.
— Рассказывай, — требует он, давлением рук заставляя меня сесть на стул.
На меня нападает
— Ты был прав, а я нет. Погорельцев оказался редкостным дерьмом. Он видел, как я выходила из твоей машины, и понял, благодаря кому сорвалось запланированное представление. Стал на меня орать, обзывал шпионкой и воровкой и пообещал устроить неприятности. Сказал, что я подписывала договор о неразглашении коммерческой тайны… И я действительно его подписывала… Черт его знает, попадает ли его провалившаяся афера под понятие о коммерческой тайне, но, скорее всего, он найдет средства и связи, чтобы это доказать…
Руки снова начинают ходить ходуном, и приходится сжать их в кулаки.
— Дин. Успокойся.
— Не могу… — Я опускаю глаза, ловя запястьем первую слезинку. — Он напугал меня, блядь, до усрачки… Я пыталась уйти, чтобы не слушать оскорбления, но он запер дверь и не выпускал… Знаешь, как это унизительно? Я всегда думала, что если жить честно и по совести, то ничего плохого не случится. Есть закон: соблюдай его – и ты в домике. Считала, что разбираюсь в людях и, в случае чего, всегда смогу за себя постоять. Потому что я умная, дерзкая, смелая и за словом в карман не полезу. А тут какой-то хрен с горы… Так запросто… Безнаказанно наговорил мне кучу оскорблений и пообещал сломать жизнь… Зная, что я ничего ему не сделаю. Даже рожу ему набить не могу, потому что я женщина, и руки у меня слабые.
Всхлипнув, я обнимаю себя за плечи. Плакать больше не стыдно. Мой мир в очередной раз перевернулся с ног на голову. Камиль был прав на счет Погорельцева, а я нет. И ум, и смелость, как выясняется, не панацея от всех бед, если я до сих пор трясусь от паники и унижения.
— Дина.
— Да, да. Ты мне говорил. — Я с вызовом вскидываю глаза, моментально кривясь от новой порции слез. — Доволен? Ты взрослый и опытный, а я малолетняя наивная дура.
Вот оно. Почему, я не хотела, чтобы он приезжал. Тяжело в очередной раз признавать его превосходство, чувствуя себя настолько беспомощной и ничтожной.
Дернув меня к себе вместе со стулом, Камиль зажимает мои колени ногами и быстро, не слишком-то ласково стирает слезы со щек.
— Давай-ка заканчивай себя жалеть. Ничего такого я говорить не собирался. Про то, что не выпускал, я понял. Теперь повтори: чем конкретно он тебе угрожал?
Такое его поведение, как не странно, действует на меня отрезвляюще. Мне даже обидно становится, что у Камиля, кажется, совсем нет намерения меня утешать.
— Сказал, что докажет мою причастность к шпионажу и сливу данных. Сказал, что я подписывала договор о неразглашении
— Последнее тебя, наверное, особенно напугало. — Он все же гладит меня по волосам. — Это все?
Я киваю.
— Еще пиздюшкой назвал. Никто так меня не называл. Никогда. В школе один козел однажды попытался, так у него потом неделю яйца звенели. А тут я ничего не могла сделать. Меня просто парализовало.
— Успокойся. — По выражению лица сложно определить его отношение к себе услышанному. Ясно, что не в восторге, но точно не рвёт и мечет.— Никакого срока, разумеется, не будет. И в ФСБ тебя никто не потащит.
Становится немного спокойнее. Камиль обычно не бросает слов на ветер. Может быть, он в курсе, что старик блефует и ничего доказать не сможет. Или у него на примете есть отличный юрист.
— Он был похож на взбесившегося кабана и звучал очень уверенно.
— В этом городе есть руки подлиннее, чем у него. И более беспринципные.
Шмыгнув носом, я смотрю на него с любопытством.
— И что ты делать собираешься?
— Отпинаю за гаражами, как в старые добрые времена, — без улыбки шутит Камиль.
Вытерев глаза рукавом халата, я предпринимаю попытку улыбнуться. А в голову на долю секунды закрадывается крамольная мысль: даже если Камиль и не пошутил – плевать.
63
Камиль
Когда я выхожу от Дины, первым делом заезжаю в супермаркет за пачкой сигарет. Рассказ Дины, если и не привел меня в бешенство, но вывел из себя прилично. А ведь всего две недели назад поспорил с Булатом, что завязал окончательно.
Не уезжая с парковки, прикуриваю первую и звоню ему. Такова наша традиция: обо всех нестандартных происшествиях он или я должны узнавать первыми.
— Торчу тебе бутылку виски, — опустив стекло, я с облегчением выпускаю в вечерний воздух струю дыма. — Занят?
— Дома. — В подтверждение этих слов на заднем фоне слышится веселая болтовня Тагира. — Быстро ты сдался. Есть причина?
— Друга нашего общего помнишь? Ботаника?
— Как его забыть. — Булат смеется. Кличку Ботаник в свое время Погорельцеву дал именно он за тщедушное телосложение и привычку писать доносы ментам.
— У нас кто сейчас вместо Радика? Ринат?
— Да, он. Дело серьезное, что ли?
— Относительно. — Я стряхиваю пепел в окно, в ускоренном режиме проматывая в голове услышанное от Дины. Градус злости, подавленный порцией никотина, моментально растет. То, что Ботаник — редкая тварь, я и без того знал, но то, что позволит себе ее обзывать и в кабинете удерживать против воли, этого даже я не ожидал.
— Витек Динку прессовал за то, что его подставу с выставкой сорвала. ФСБшнками грозил за разглашение коммерческой тайны.