Династические войны Средневековья

Боровков Дмитрий Александрович

В любом случае помещенный в ПВЛ список князей и полученных ими городов (большинство из которых, по всей видимости, возникло в результате градостроительных мероприятий Владимира и было призвано заменить племенные политические центры) имеет важное значение для изучения древнерусской государственности, так как именно к нему в большей степени, чем к разделу 970 г., восходят представления об «окняжении земель» представителями правящего рода. Именно с этого момента можно говорить если не о существовании «империи Рюриковичей», то, по крайней мере, об утверждении за Рюриковичами «монополии» на власть в восточнославянских землях [76] . Вопрос о социально-политической сущности этого акта является дискуссионным и интерпретируется в историографии либо как утверждение самостоятельности земских общин, либо как факт создания раннефеодальных уделов, находившихся в вассальной зависимости от киевского князя. Обе интерпретации достаточно спорны, так как, с одной стороны, политическую активность городских общин (за исключением новгородских событий 1015 и 1018 гг.) мы наблюдаем только со второй половины XI столетия и не имеем возможности утверждать, сопровождалось ли «окняжение земель» в конце X в. каким-либо соглашением с населением волости, подобным «ряду» более позднего времени; с другой стороны, источники умалчивают о том, сопровождалось ли наделение городами какой-либо феодальной церемонией типа принесения вассальной присяги.

76

Юшков С.В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.–Л., 1939. С. 29.

Единственное, что позволяет утверждать ПВЛ, – это лишь то, что сыновья Владимира занимались сбором дани на местах и часть ее отправляли в Киев (от необходимости ежегодно отправляться в «полюдье» по подвластным территориям в середине X в., создав пункты сбора дани, избавилась еще княгиня Ольга) [77] . Там, где практиковался принцип «братского совладения», сыновья обычно становились правителями либо в случае смерти отца (в качестве примера можно привести разделы во Франкском государстве, совершенные после смерти Хлодвига I и Хлотаря I), либо в случае добровольного сложения власти (как это сделал норвежский конунг Харальд Прекрасноволосый). Наделив своих сыновей городами при жизни, Владимир Святославич с помощью данной меры, вероятно, решил применить эту традицию к своим административным потребностям (первоначально функции наместников в городах исполняли пришедшие с ним в Киев варяжские «мужи»). Однако неэффективность этой системы стала очевидна уже к концу правления Владимира.

77

ПСРЛ. T. 1. Стб. 60.

Титмар Мерзебургский в конце VII книги своей хроники рассказывает о «несправедливости, содеянной королем Руси» Владимиром. «Имея трех сыновей, он отдал в жены одному из них дочь нашего притеснителя герцога Болеслава, вместе с которой поляками был послан Рейнберн, епископ Колобжегский», а «упомянутый король, узнав, что его сын по наущению Болеславову намерен тайно против него выступить, схватил того [епископа] вместе с этим [своим сыном] и [его] женой и заключил в темницу каждого по отдельности». Рейнберн скончался в заточении. «Болеслав же, узнав обо всем этом, не переставал за него мстить чем только мог. После этого названый король умер, исполнен днями, оставив все свое наследство двум сыновьям, тогда как третий до тех пор находился в темнице; впоследствии, сам ускользнув, но оставив там жену, он бежал к тестю…» (Перевод А.В. Назаренко). Последняя фраза Титмара («Post haec rex ille plenus dierum obiit, integritatem hereditatis suae duobus relinquens filiis, tercio adhuc in carcere posito, qui postea elapsus coniuge ibidem relicta ad socerum fugit») [78] является предметом догадок [79] , и, невзирая на единодушие исследователей в том, что упомянутым сыном Владимира и зятем Болеслава был туровский князь Святополк, ведутся споры как относительно того, кого именно еще имел в виду мерзебургский епископ в качестве двух оставшихся наследников киевского князя, так и относительно того, оставался ли Святополк в темнице до кончины отца (adhuc in carcere posito), и бежал ли он из нее «сразу» [80] или «впоследствии» (postea). Наречие postea переводится как «далее» и «впоследствии», тогда как немедленность действия, скорее всего, выражалась бы наречием subito. Таким образом, о немедленном бегстве Святополка к тестю сразу после смерти Владимира говорить не приходится. Сложнее обстоит дело с вопросом о том, кого именно имел в виду Титмар, говоря о двух наследниках Владимира. Кроме Святополка он упоминает в своей хронике только Ярослава, но, так как Святополк, по Титмару, не мог быть наследником Владимира, потому что находился в темнице, сам Владимир вряд ли мог оставить свое «наследство» Ярославу, потому что, согласно ПВЛ, перед смертью готовился выступить в поход против него. Подходящими кандидатами являлись бы Борис и Глеб [81] , но это предположение может оставаться лишь догадкой, поскольку ни об одном из них Титмар ничего не сообщает, и на основании текста хроники в качестве наследников Владимира можно подразумевать любого из его сыновей (за исключением скончавшихся к тому времени Изяслава, Вышеслава и, возможно, Всеволода, который иногда отождествляется с «конунгом Виссивальдом», согласно исландским сагам об Олаве Трюгвассоне посватавшимся к вдове шведского конунга Эрика Победоносного Сигрид Гордой, велевшей ночью после пира сжечь его вместе с другими женихами) [82] .

78

Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники IX–XI веков. Тексты. Перевод. Комментарий. М., 1993. С. 136 (текст), 141 (перевод).

79

Фортинский Ф.Я. Титмар Мерзебургский и его хроника. СПб., 1872. С. 198; Голубовский П. Хроника Дитмара как источник для русской истории. Киев, 1878. С. 7.

80

Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь в X–XI вв. М., 1964. С. 236; Головко А.Б. Древняя Русь и Польша в политических взаимоотношениях X – первой трети XIII в. Киев, 1988. С. 23–24; Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX–XI вв.). М., 1998. С. 347; Котляр Н.Ф. Мстислав Тмутараканский и Ярослав Мудрый // Древнейшие государства Восточной Европы, 1998 (Памяти члена-корреспондента РАН А.П. Новосельцева). М., 2000. С. 137.

81

Святые князья-мученики Борис и Глеб. С. 82.

82

Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе. Тексты, перевод, комментарий [2-е изд., испр. и доп.]. М., 2012. С. 148, 168.

Еще одно расхождение существует относительно датировки брака Святополка с дочерью Болеслава и заговора против Владимира. Одни исследователи, вслед за немецким историком Р. Рёпелем, считают, что он имел место в 1012 г. [83] Другие, вслед за П.В. Голубовским, полагают, что он состоялся позже – в 1014 или 1015 гг. [84] Камнем преткновения в данном случае является другой фрагмент из хроники Титмара Мерзебургского, в котором он сообщает, что после заключения в мае 1013 г. в Мерзебурге мирного договора между Болеславом I и немецким королем Генрихом II поляки напали на Русь при немецкой и печенежской поддержке, так как приверженцы первой гипотезы считают, что нападение Болеслава в 1013 г. и было той самой местью за арест дочери и зятя, а приверженцы второй гипотезы считают, что война 1013 г. с арестом Святополка никак не связана. На наш взгляд, гипотеза Рёпеля, адекватнее, чем гипотеза Голубовского, позволяет интерпретировать информацию Титмара: в этом случае устанавливается логическая связь между двумя фрагментами произведения и не приходится искать гипотетических проявлений мести Болеслава вне контекста.

83

Фортинский Ф.Я. Титмар Мерзебургский и его хроника. С. 197; Ильин Н.Н. Летописная статья 6523 года и ее источник (опыт анализа). М., 1957. C. 82–84; Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь… C. 219–223; Лысенко П.Ф. Киев и Туровская земля // Киев и Западные земли Руси в XI–XIII вв. Минск, 1982. C. 89; Пчелов Е.В. Генеалогия древнерусских князей IX–XI в. М., 2001. C. 161; Котляр Н.Ф. Дипломатия Южной Руси. СПб., 2003. С. 41.

84

Голубовский П. Хроника Дитмара как источник для русской истории. С. 6; Головко А.Б. Древняя Русь и Польша… C. 22; Карпов А.Ю. Владимир Святой. С. 346; Свердлов М.Б. Домонгольская Русь. С. 301, 310–312.

Примерно в это время на Руси происходил новый этап «окняжения» земель, вызванный смертью княжившего в Новгороде Вышеслава, в ходе которого свои волости получили Борис и Глеб, – причем Борис был представлен преемником на ростовском столе своего брата Ярослава [85] , который, заняв место Вышеслава в Новгороде, через некоторое время отказался посылать в Киев дань. В «Истории Российской» В.Н. Татищева (1686–1750) смерть Вышеслава датируется 1010 г. [86] , однако последнее исследование «татищевских известий», осуществленное М.Б. Свердловым, демонстрирует несостоятельность некоторых построений, относящихся к политической истории Руси начала XI в. [87] Впрочем, уязвимость хронологических выкладок, а еще более гипотез, сформулированных Татищевым, отнюдь не мешает исследователям утверждать, что в последние годы правления Владимир предпринял последнюю реформу, призванную радикально изменить принцип наследования верховной власти.

85

В качестве городского центра Ростов сложился, по-видимому, в конце X века (См.: Леонтьев А.Е. На берегах озёр Неро и Плещеево // Русь в X–X веках. Археологическая панорама. С.172; Петрухин В.Я. Русь в IX–X веках: от призвания варягов до выбора веры. М., 2013. С. 241–243).

86

Татищев В.Н. Собрание сочинений: В 8 томах. Т. 2–3. История Российская [репринт изд. 1963, 1964]. М., 1995. С. 70. А.М. Ранчин предложил датировать второй раздел княжений Владимиром 1001/02 г. – после смерти Изяслава Полоцкого, – однако это предположение основывается лишь на том, что Изяслав при повторном разделе княжений не упоминается (См. Ранчин А.М. Борис и Глеб. С. 105).

87

Свердлов М.Б. Василий Никитич Татищев – автор и редактор «Истории Российской». СПб., 2009. С. 113–114.

По мнению Татищева, Владимир рассчитывал передать власть своему старшему сыну от брака с царевной Анной Борису, в обход сыновей от других браков [88] . Поскольку и в ПВЛ, и в «Анонимном сказании» Борис и Глеб называются сыновьями «болгарыни», следует подчеркнуть, что гипотеза об их византийских корнях основывается на факте, появлением которого мы обязаны составителю «Тверского сборника», летописного памятника первой трети XVI в.: именно он первым назвал Бориса и Глеба сыновьями византийской царевны [89] . Достаточно позднее происхождение этого текста может объяснить нам причины подобного утверждения. «Тверской сборник» был составлен в период, когда в Московском государстве активно формировались «имперские представления», обусловленные установлением родственных связей московских князей с последней византийской династией Палеологов, через брак Ивана III с Софьей (Зоей) Палеолог (1472), которые сформировали идеологические предпосылки к принятию царского титула Иваном IV (1547). Поэтому не исключено, что составитель «Тверского сборника» мог создать по заказу великокняжеского правительства своеобразный «исторический прецедент». Эту же версию повторяет более поздний свод XVI в., известный как «Новый Владимирский летописец» [90] .

88

Татищев В.Н. Собрание сочинений. Т. 2–3. С. 70, 237 (прим. 213).

89

ПСРЛ. T. 15. Рогожский летописец. Тверской сборник. М., 2000. Стб. 73.

90

Толочко А.П. «История Российская» Василия Татищева: источники и известия. М., Киев, 2005. С. 446 (прим. 95).

С.М. Соловьёв отмечал: «Любопытно, что в летописи Иоакима матерью Бориса и Глеба названа Анна – царевна, причем Татищев соглашает свидетельство киевского летописца о болгарском происхождении матери Борисовой тем, что эта Анна могла быть двоюродною сестрою императоров Василия и Константина, тетка которых, дочь Романа, была в супружестве за царем болгарским. Если б так было, то для нас уяснилось бы предпочтение, которое оказывал Владимир Борису, как сыну царевны и рожденному в христианском супружестве, на которое он должен был смотреть как на единственно законное. Отсюда уяснилось бы и поведение Ярослава, который, считая себя при невзгоде Святополка старшим и видя предпочтение, которое оказывал отец Борису, не хотел быть посадником последнего в Новгороде и потому спешил объявить себя независимым» [91] . В этом «синтетическом» виде гипотеза о происхождении Бориса и Глеба существует и по сей день, продолжая вызывать множество вопросов.

91

Соловьёв С.М. Сочинения. Кн. 1. С. 194–195.

Попробуем в них разобраться. С одной стороны, на болгарское происхождение Бориса может указывать его княжеское имя, которое носили два правителя Дунайской Болгарии; гипотеза о том, что его матерью являлась не дунайская, а волжская болгарыня (которую Владимир мог привезти с собой из похода на Волгу в 985 г.) [92] , еще больше запутывает ситуацию, так как подобный брак мог быть заключен только до принятия христианства, а в этом случае Борис не имел бы никакого преимущества перед братьями. С другой стороны, крестильное имя Бориса – Роман – дает возможность предполагать его принадлежность как к династии Василия I (он мог получить это имя в честь Романа II), так и к царскому роду Дунайской Болгарии (имя Роман носил царь Западно-Болгарского царства, правивший до 997). Последней точки зрения придерживался М.Д. Присёлков, отстаивавший представление о болгарском церковном влиянии, доминировавшем на Руси конца X – первой трети XI в. По его мнению, Борис и Глеб (названный в крещении Давидом) были сыновьями греческой царевны, при этом Борис получил крестильное имя в честь болгарского царя Романа, а родившийся несколько позже Глеб – в честь Давида, брата его преемника, царя Самуила (997–1014) [93] . После работ А.В. Поппэ, посвященных становлению византийской церковной иерархии на Руси в конце X в., гипотеза о болгарском влиянии на русскую церковь оставлена, хотя польский исследователь не исключает того, что Борис мог рассматриваться в качестве византийского ставленника на болгарский трон. Представления о «порфирородном» происхождении Бориса и Глеба вместе с вышеупомянутыми построениями В.Н. Татищева и С.М. Соловьёва, способствовали появлению гипотезы об изменении порядка престолонаследования Владимиром в пользу младшего сына, которая является популярным историографическим фактом [94] .

92

Пчелов Е.В. Генеалогия древнерусских князей… С. 201–202.

93

Присёлков М.Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X–XII вв. [2-е изд.] СПб., 2003. С. 28.

94

Пресняков А.Е. Княжое право в Древней Руси. Очерки по истории X–XII столетий. Лекции по русской истории. Киевская Русь. М., 1993. С. 32–33; Присёлков М.Д. Очерки по церковно-политической истории… С. 38; Поппэ А. Феофана Новгородская // Новгородский исторический сборник. Вып. 6(16). СПб., 1997. С. 115; Петрухин В.Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия. // Из истории русской культуры. Т. 1. C. 177; Назаренко А.В. Порядок престолонаследия на Руси… С. 512–513; Свердлов М.Б. Домонгольская Русь. С. 316–324; Святые князья-мученики Борис и Глеб. С. 82–88; Ранчин А.М. Борис и Глеб. С. 119, 122, 131–132.

Наиболее оригинальную его интерпретацию предложил А.В. Поппэ, отстаивающий гипотезу о тождестве «болгарыни» с византийской царевной, на том основании, что в детстве Анна воспитывалась в Константинополе вместе с болгарскими царевнами и получила прозвище «болгарыни», под которым и была известна составителю «Анонимного сказания», так как настоящее ее имя якобы замалчивалось по распоряжению Ярослава [95] . Отождествление византийской царевны с «болгарыней» – только первая часть гипотезы А.В. Поппэ, согласно реконструкции которого, под влиянием Анны, ставшей после Крещения Руси единственной законной женой Владимира, были предприняты шаги по «византинизированию наследования киевского стола», то есть введению соправительства по византийскому образцу в пользу Бориса и Глеба. Как полагает исследователь, братья получили этот статус, а возможно, даже были коронованы, благодаря усилиям придворной «византийской партии» еще при жизни отца, так как церковная служба XI в. Роману и Давыду, известная в некоторых списках как «творение Иоанна, митрополита русского», говорит о том, что «разумное житие свершая преблажене, цесарским венцем от юности украшен, пребогатый Романе» [96] , хотя это могло быть не более чем агиографическое преувеличение. Косвенным доказательством того, что традиционный порядок престолонаследия по старшинству был реформирован, является для А.В. Поппэ свидетельство Бруно Кверфуртского (1008) о том, что один из сыновей киевского князя отправился в качестве заложника к печенегам (ряд исследователей полагал, что это был Святополк, единственный из сыновей Владимира, кто прибегал к услугам кочевников в борьбе за власть, однако подобное утверждение сомнительно, учитывая его зрелый возраст) [97] .

95

Поппэ А. Земная гибель и небесное торжество Бориса и Глеба // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 54. СПб., 2003. С. 312.

96

Абрамович Д.И. Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им. Памятники древнерусской литературы. Вып. 2. Пг., 1916. С. 136–137.

97

ДРСЗИ. Т. 4. С. 61 (прим. 27).

Согласно предположению Поппэ, «политическое завещание» Владимира, заложившее правовые основы реформы, «должно было обеспечить рожденным от Анны сыновьям, Борису и Глебу, киевский стол и верховные права на всю Русь, в то время как остальные его сыновья должны были бы довольствоваться периферийными уделами без каких-либо видов на Киев». Вскоре после смерти Анны в 1011 г. [98] сложился «заговор обойденных». Первым против Владимира выступил Святополк, поплатившийся заключением под стражу; следующим поднял мятеж Ярослав, отказавшийся выплачивать установленную дань, но подготавливавший карательную экспедицию Владимир умер 15 июля 1015 г. На столе, в отсутствие Бориса, который во главе отцовской дружины оборонял Русь от печенегов, неожиданно оказался Святополк, освобожденный из тюрьмы усилиями своих сторонников. После погребения отца он устранил наиболее опасных политических конкурентов: Бориса и Глеба, однако новым его соперником в борьбе за Киев выступил Ярослав, который позднее был представлен агиографами мстителем за убийство братьев, поскольку его собственные права на киевский стол были далеко не бесспорны. Ослабление «византийской партии» при киевском дворе Поппэ связывает с возможным изменением политического курса вследствие нового брака Владимира [99] . Н.А. Баумгартен, а впоследствии и некоторые другие исследователи полагали, что после смерти Анны Владимир Святославич женился на дочери графа Куно (Конрада) Энингена из дома Вельфов, которая, по свидетельству одного из немецких источников (так называемой «Генеалогии Вельфов»), вышла замуж за некоего «короля ругов» (этим этнонимом иногда именовались в немецких латиноязычных памятниках русы) [100] . Но о том, кто именно из русских князей мог породниться с Вельфами – Владимир или его брат Ярополк, который, судя по свидетельствам Хильдесхаймских анналов, возможно, отправил в 973 г. посольство ко двору Оттона I, – среди историков единогласия нет [101] . Поэтому предположения А.В. Поппэ остаются во многом дискуссионными.

98

Эту дату сообщает ПВЛ (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 129). Согласно Иоанну Скилице, Анна пережила своего мужа Владимира и умерла между 1022 и 1024 гг. (Бибиков М.В. Byzantinorossica. Т. 1. С. 66), однако это свидетельство опровергается сообщением Титмара Мерзебургского о том, что в 1018 г. останки Владимира и его супруги покоились в мраморных гробницах в церкви Св. Климента (Десятинной церкви). Тот же автор сообщает о некоей «мачехе» Святополка: под ней обычно подразумевают последнюю жену Владимира, на которой он женился после смерти Анны (ДРСЗИ. Т. 4. С. 77, 81).

99

Поппэ А. Земная гибель и небесное торжество… С. 308–315.

100

ДРСЗИ. Т. 4. С. 190 (прим. 3).

101

Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. С. 361–363; Пчелов Е.В. Генеалогия древнерусских князей… С. 55–57.