Династия Рейкхеллов
Шрифт:
— Но вы свободны сделать это прямо сейчас, — сказал он.
Девушка покачала головой:
— Я не посмела бы. Я была объектом любопытства, когда мой отец и я обедали с вами на «Отважном». Как ваши моряки уставились и таращили на меня глаза!
Сэр Уильям охотно рассмеялся:
— Это, моя дорогая, потому, что вы необыкновенно привлекательная молодая женщина.
Теперь Лайцзе-лу была смущена, Сара за компанию улыбнулась.
Кай подошел к двери, и Чжао, извинившись, о чем-то тихо стал разговаривать с мажордомом.
— Мне кажется, — сказала Лайцзе-лу задумчиво, — что между нами не может быть
Коммодор вздохнул:
— Я вынужден согласиться с вами. Неофициально, конечно. Но я боюсь, что она будет продолжаться, пока будет существовать рынок для наркотиков и люди смогут получать огромные деньги за ничтожный труд.
— Но если все правительства будут работать вместе, можно будет остановить торговлю?
— Я не думаю, — сказал сэр Уильям. — В данный момент Китай — центр внимания, потому что здесь курят опиум. Пройдет немного времени, и эта болезнь распространится и в мою сторону. У нас это бедствие тоже трудно будет уничтожить. Сейчас легко отнести нас к злодеям, а китайцев к невинным жертвам, но скоро мы будем в одной лодке. Торговля прекратится только тогда, когда иссякнут рынки, а это не произойдет, пока люди, где бы они ни жили, не поймут, что опиум их может убить.
Чжао вернулся к столу, расстроенный беседой с мажордомом. Но вскоре он отошел и направил разговор в другое русло — различия между китайской и западной операми.
В конце обеда подали хризантемовый суп, приготовленный из говядины с мелкими кусочками свинины, а сверху плавали большие белые лепестки хризантемы. Лайцзе-лу съела весь свой суп, потому что от него не поправлялись.
Когда они встали из-за стола, девушка и Сара попрощались, а Чжао вместе с гостем удалились в гостиную для дальнейшего разговора за крошечными рюмочками мао тай — ликера, основанного на сорго. Когда Лайцзе-лу приблизилась к своему жилищу, впереди на тропинке замаячила фигура, и она увидела Кая, одетого во все черное с головы до пят, он приложил палец к губам.
Она пропустила его в комнату и закрыла за ним дверь гостиной.
— Я думал, что ваш разговор за обедом никогда не кончится, — сказал Кай. — Я ждал вас. Мне нужна ваша помощь, если вы храбрая.
Ее обрадовала возможность приключения.
— Определенные люди, — сказал он мрачно, — узнали, что большой груз опиума был выгружен в Вампу сегодня вечером и размещается в фактории заморского дьявола, англичанина Брюса.
Девушка была шокирована:
— Они привезли это в Вампу? И сейчас прячут в фактории, которая находится рядом со складом моего отца?
Крепкий мажордом кивнул:
— Слова, сказанные мной, правда. Обратились к Дэн Дин-чжаню, но он не может наказать преступников или конфисковать наркотики.
Она кивнула:
— Я понимаю. Возникнут большие проблемы с англичанами. Сэр Уильям наш друг, но он не колеблясь взорвет наши фактории, если посчитает это своим долгом.
— Опиум уберут оттуда, — хмуро сказал Кай, — определенные люди.
— Я понимаю.
— Я говорил с вашим отцом, но для человека, так много знающего, он иногда оказывается слепцом. Он ведет дела с Брюсом и не верит, что человек может быть настолько глупым, чтобы хранить опиум в своей фактории. Но если вы ему скажете, он вам поверит и не будет больше иметь дел с Брюсом.
— О,
— Он поверит вам, — сказал Кай, — если вы увидите своими глазами коробки с опиумом и посмотрите, как он горит, после того как мы его унесем.
Она сжала пальцы:
— Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?
— Я принес вам одежду мальчика, — ответил он и сунул ей сверток. — До самого последнего момента, пока мы будем заняты, Ло Фан и я будем рядом с вами. Я также даю вам это, — продолжал он, передавая ей крошечный бамбуковый свисток на серебряной цепочке. — К нему вы прибегнете, если вам потребуется помощь. Но вам не будет угрожать опасность, если вы будете делать, что скажут, и молчать, тогда никто не узнает, что вы женщина.
Идея принять участие в набеге возбуждала ее.
— Я пойду с тобой, — сказала она, — и сделаю все, что мне скажут.
— Вы должны также поклясться духами своих дорогих предков, — твердо сказал Кай, — что никому никогда не скажете, кого видели сегодня вечером.
— Я клянусь!
Он был удовлетворен.
— Поспешите, или мы опоздаем. Когда будете готовы, стукните в окно своей спальни, и я сниму вас с окна. Если мисс Сара вас увидит, эта ночь для вас закончится! — Он вышел, тихо закрыв за собой дверь.
Лайцзе-лу сняла косметику кунжутовым маслом с благовонием лотоса, потом вымыла лицо с мылом и водой. Ее забавляло, когда она собирала часть своих длинных волос в косичку, заплетая ее, как делают мужчины. Потом, натянув черную шапочку, которую ей дал Кай, она переоделась в черные брюки и тунику. Они не только хорошо ей подошли, но туника оказалась достаточно свободной, чтобы скрыть ее женскую фигуру. Теперь ей необходимы туфли, и она нашла черные на пробковой подошве. Они бесшумны, и, если потребуется, она сможет передвигаться в них быстро.
Теперь она была готова. Нет, не совсем. Она открыла редко используемый ящик высокого изящного комода, украшенного перламутром, и достала маленький нож с серебряной ручкой, потом повесила его на ремень под тунику, чтобы спрятать его. Показная храбрость заставила ее улыбнуться, она не могла представить себя, всерьез применяющей клинок.
Лайцзе-лу легко постучала в окно, потом открыла его, и крепкие руки обхватили ее за талию и мягко поставили на землю. Ло Фан стоял за Каем и, очевидно, не был слишком рад, что она идет с ними. Но ничего не сказал.
Молча они вышли за пределы владений Суна, и двое здоровых мужчин побрели по обе стороны от девушки, прокладывая дорогу по многолюдным улицам в дальнюю часть города. Окна маленьких домов были открыты, мужчины и женщины стояли в дверных проемах или выглядывали из окон, болтая с проходящими друзьями. Старые люди сидели на расшатанных стульях, поставленных вдоль стен их скромных жилищ, а дети, зная, что они находятся под постоянным вниманием старших, пристойно играли на улицах.
Никто не обратил ни малейшего внимания на Лайцзе-лу, это было для нее неожиданностью. Она поняла, что смешалась с жителями Кантона. Всю жизнь ее носили в паланкине по районам, где жили бедняки, но сегодня было по-другому, и чувство риска росло.