Династия Романовых. Загадки. Версии. Проблемы
Шрифт:
Мария Александровна – супруга будущего императора, либерального Александра II…
Но за парадным «фасадом» затянутого в мундир приличия и порядочности облика обретается, естественно, некая реальная действительность. Фаворитизм Николая I приобретает форму буржуазного адюльтера. Всем было известно при дворе, что официальной фавориткой императора является В. А. Нелидова (не путать с фавориткой Павла I). Но при этом как бы действовало ханжеское соглашение об определенной степени замалчивания. Что касается писаний о развращенности Николая I и его двора, то здесь, возможно, действует некий стереотип образа «тирана, оскверняющего жен и девиц своих владений». Вот, однако, что писал Пушкин жене, когда она хлопотала о том, чтобы сестры ее находились при дворе: «Коли
Е. Ф. Юнге вспоминала: «Моя сестра Мария Федоровна Каменская была известная в Петербурге красавица. Когда она, девушкой, гуляла под руку с отцом и им встречался император Николай Павлович, то последний осаживал лошадей и выходил из экипажа, чтобы пройтиться и побеседовать с ними, и тем ужасно сердил моего отца, который, приходя домой, говорил: «Ну нет, если он опять это сделает, я его побью». Сама же Каменская в своих воспоминаниях писала о том, что ее отец очень боялся, как бы его обожаемую Машеньку не сделали фрейлиной императрицы и фавориткой императора. В конце концов он даже решился сказать министру двора, князю Волконскому: «…я не желаю, чтобы моя дочь… – (и папенька шепнул что-то на ухо князю).
Министр с удивлением взглянул на него и холодно проговорил:
– После того, что вы мне сказали, граф (Ф. П. Толстой, художник. – Ф. Г.), вы можете быть покойны: дочь ваша фрейлиной не будет».
Можно отметить забавный стереотип: интимные отношения императора с женами и дочерьми его приближенных и подданных трактуются как унизительные для них; но, в то же время, влюбленность в императрицу – некий признак свободолюбия. Вероятно, не все помнят, что строки «И неподкупный голос мой был эхо русского народа» Пушкин относит к себе именно как к поэту, воспевающему императрицу Елизавету Алексеевну, супругу столь неприятного ему Александра I.
Вообще же отношение дворянской интеллигенции к семейству Николая I было, по большей части, смесью страха с неприязнью. Исключение делалось для наследника и его супруги, а также для великой княгини Елены Павловны, урожденной принцессы Вюртембергской, супруги великого князя Михаила Павловича, брата императора. Она придерживалась либеральных убеждений, увлекалась русской литературой. В ее салоне бывали Пушкин, Тургенев, Плетнев, Одоевский. Позднее она сочувственно отнеслась к намерению Александра II отменить крепостное право…
Для того чтобы лучше понять, какое впечатление производил Николай именно при личном знакомстве в кругу равных, стоит привести мнение о нем, записанное королевой Викторией в ее дневнике в 1844 году:
«Царь Николай – человек строгий и непреклонный, с весьма твердыми понятиями относительно своих обязанностей, и я думаю, ничто на свете не может заставить его измениться; я не полагаю, что он очень умен и что вообще сознание его – это сознание современного культурного человека: его образованием пренебрегли, и лишь политика и военные заботы представляют для него большой интерес. К искусству, как и к другим менее существенным областям, он остается безразличным, но я полагаю, он искренен даже в самых своих деспотических действиях, в том смысле, что он искренне убежден, что именно так только и можно управлять людьми…
Однако я уверена, что он не осведомлен и даже не отдает себе отчета в тех человеческих страданиях, которые он так часто причиняет своим подданным…»
При Николае I обычным явлением становятся так называемые «крестьянские волнения». Судя по сохранившимся сведениям, это были вспышки стихийного бунта людей, доведенных до отчаяния крепостной зависимостью…
Между тем, Крымская война 1853–1856 годов ясно показала, что российская армия еще недостаточно велика для того, чтобы сражаться с европейскими войсками. Николай был побежден, прежде всего, новой военной техникой – паровым броненосным флотом и дальнобойным нарезным оружием. Сам формальный повод для ведения военных действий – столкновение католических европейских и греческих православных (подданных Османского султаната) иерархов – фактически привел к открытой конфронтации с Европой. «Православие», которое обязан был защищать Николай, оказало ему плохую услугу. Попытка разыграть карту «военного единения всех сословий» также провалилась; было слишком очевидно неравенство, ведь рекрутскому набору дворяне не подлежали, так же как и купеческое сословие; солдаты рекрутировались лишь из крестьян…
Романовская концепция обычно делала упор на личный героизм российских участников Крымской войны. Советские историки, браня Николая за отсталость его армии, также подчеркивают личный героизм солдат и офицеров, то есть выдвигается тезис о «бездумном» армейском героизме ради героизма как такового, вне зависимости от смысла и целей военных действий.
Николай I умер в 1855 году, когда поражение России в Крымской войне уже было ясно. Его сын поспешно заключил невыгодный для империи мирный договор. Заключение мирного договора даже на невыгодных условиях осталось единственно возможным вариантом прекращения военных действий, уже убийственных для российской армии. Ходили слухи, что, поняв, что происходит, Николай I будто бы принял яд. Разумеется, подтвердить эти слухи нет возможности… В чем, в сущности, заключалась «вина» Николая? Это сегодня, «задним умом», как говорится, можно судить о том, что имперская армия побеждает не военной техникой, а «числом». Но нельзя забывать, что именно при Николае I был создан прообраз идеального для будущей модифицированной империи-победительницы государственного устройства…
Запрет на эту книгу был наложен надолго и всерьез. Изданная впервые в 1843 году, снабженная остроумными рисунками Г. Доре, известнейшего графика, она тотчас произвела фурор и выдержала множество переизданий. Но в России она публиковалась лишь фрагментарно, на страницах «Русской старины» и «Русской были». В советское время книга была издана в 1930 году, на дальнейшие переиздания можно было уже не рассчитывать. Но почему? Что крамольного в книге «Россия в 1839 году»? Всего лишь то, что она и сегодня представляется точным описанием… Советского Союза!
Автор этой странной книги, французский писатель и журналист, маркиз Астольф де Кюстин, был человеком роялистских убеждений. И тем более любопытно, что этот апологет монархизма видит в Николае I уже и не монарха, а именно диктатора. И кто решится назвать подобное видение неверным?!.
Российские, советские и постсоветские критики де Кюстина часто упрекали его в «антирусских настроениях». Но довольно пробежать глазами по страницам, чтобы понять, насколько заинтересовали и даже и пленили путешественника русские люди. Нет, он виновен лишь в том, что для него «человек» и «государственная система» – понятия нетождественные.
Монархистские убеждения позволили де Кюстину получить разрешение на пребывание в Российской империи. Нет, он не преобразился в демократа, но ясно понял, что в Российской империи осуществляется уже не монархический строй, но некая генеральная репетиция… Репетиция чего?.. Другому понимающему человеку, одареннейшему писателю Салтыкову-Щедрину, открывшаяся даль грядущего показалась такой бездной, что он написал в своей «Истории одного города»: «История прекратила течение свое…»
Но все же история не прекращает своего течения, и потому вот уже для нашего времени – цитаты из книги де Кюстина о николаевской России: