Динка (ил. А.Ермолаева)
Шрифт:
— Жива… Только, слышь, Алина… Во дворе были жандармы… Может, Костю увели… Я сейчас еду туда… Беги к матери! — строго сказал Ленька и, повернувшись, исчез.
Алина хотела еще что-то спросить, но в темноте был слышен только шорох кустов и топот босых ног. Девочка бросилась к матери.
— Мама, мама! Динка жива, она на городской квартире… Она с Костей! — вбегая на террасу, кричала девочка. Марина в изнеможении опустилась на стул.
— Кто тебе сказал? — шепотом спросила она, прижимая руку к сильно бьющемуся сердцу.
— Кто сказал? — тревожно повторила за сестрой Катя.
— Мне сказал… тот мальчик… тот самый, что тогда приходил на площадку… — заторопилась Алина.
Никич, серый от пережитых волнений, оторвался от перил.
— Это Ленька-Бублик… Ему можно верить, — с облегчением сказал он.
Глава шестьдесят четвертая
ПАРОХОД «НАДЕЖДА»
На пристани горели слабые огни. Последний пароход давно ушел. Ленька в отчаянии присел на бревна и опустил голову. С базарной площади доносился деревянный стук колотушки, У трактира «Букет» слышался одинокий испитой голос заблудившегося пьяницы. По Волге плавали красные огоньки, указывающие пароходам на мель. Темная вода набегала на берег, выметая на мокрый песок кучи сора. Ночная сырость забиралась под пиджак, волосы Леньки стали влажными, босые ноги закоченели…
Ленька думал о Косте, о Макаке… Если при обыске ничего не нашли, то Костя не оставит Макаку одну. Но у Кости могли найти и другие запрещенные вещи; кроме того, Леньке было уже ясно, что побег из тюрьмы Николая Пономаренко устроен с помощью Кости — значит, его вообще могли разыскивать… А может, уже выплыл где-нибудь труп сыщика и на Костю легло подозрение в убийстве? От этой мысли по телу Леньки пробежал озноб. Что делать тогда? Сознаться? Рассказать, как было дело, пойти на вечную каторгу?..
Ленька натянул на голову пиджак, спрятал в рукава онемевшие от ночного холода руки.
Ну что ж, на каторгу так на каторгу! Не допустит же он, чтоб пострадал за него другой человек. Да еще такой человек, как Костя… Спаситель дяди Коли…
Ленька вспомнил ночную борьбу на обрыве, ясно ощутил в своих руках поднятый край доски, услышал короткий вскрик и глухое падение тела, но в душе его уже не было ни страха, ни тяжести.
«Не человека я убил, а предателя. И опять убью, коль повстречаю еще раз такого гада!» — с упрямым спокойствием подумал он и поднял голову.
Далеко-далеко на Волге виднелось светлое пятно. Пятно это росло, ширилось и словно бежало по темным волнам, освещая путь идущему пароходу. Ленька оглянулся на пристань — там замигали вдруг огни, послышались голоса… Мимо бревен, сонно покашливая и поеживаясь, прошли грузчики. Ленька встал и, жмурясь, как от солнца, поглядел на Волгу. Свет делался все ярче, пароход приближался… Издали донесся длинный певучий гудок. Потом стал слышен стук колес… Пароход дал еще один гудок, широко развернулся и замедлил ход… На берегу все задвигалось, зашумело; мимо мальчика пробежали запоздавшие грузчики.
Широко раскрыв глаза, Ленька смотрел на подходивший к пристани пароход. Он был похож на сказочную белую птицу лебедь, и на борту его четко и красиво вырисовывалось одно слово: «Надежда».
У Леньки дрогнуло сердце, и в один миг он очутился на пристани…
Пароход причаливал медленно и важно. За решетчатыми бортами палубы пробегали матросы. Они были похожи друг на друга, как близнецы. Их черные ленты взлетали над синими матросскими воротниками, и рубахи, вздуваясь от ветра, белели, как гребни крутых волн. А на капитанском мостике стоял высокий, красивый человек, и Ленька, как во сне, слышал его звучный голос и слова, обращенные к грузчикам:
— Разгрузка начнется завтра. Ложитесь, ребята, спать! Отдыхайте пока. Мы простоям здесь долго.
На первый утренний пароход прибежали Марина и Катя. Продрогший за ночь и ослабевший от волнений Ленька, увидев их еще издали, обрадовался:
«Едут за Макакой… Я теперь там не нужен… Пойду на утес, согрею чаю».
Он вспомнил оставленный Макакой Линин пирог, укрытую от дождей и ветров пещеру, ватное одеяло и, почувствовав вдруг манящее тепло своего угла, горько улыбнулся:
«Последние денечки на свободе доживаю. Завтра поговорит с капитаном Вася, и уйду я на матросский харч, под начальство чужого человека…»
Ленька тихо побрел по берегу… Белоснежный пароход «Надежда», показавшийся ему ночью сказочным лебедем, теперь хмуро и неприязненно вырисовывался в предутреннем тумане, палуба его была пуста, огни погашены… Этот пароход, о котором мальчик столько мечтал в голодные дни и суровые осенние ночи, отнимал у него теперь самое дорогое: вольную жизнь, независимость и Макаку. Правда, взамен он снимал с него уличное звание бездомного бродяги, наделяя его достоинством работающего человека, облекая в черные брюки и матросский воротник. Но сейчас все эти блага меркли перед домашним уютом его пещеры, перед разлукой с единственным близким существом Макакой.
И Ленька брел к себе домой, беззащитный и слабый, как выпавший из гнезда птенец; как подбитый орел, ковылял он на свой утес, волоча но песку обломанные крылья.
Глава шестьдесят пятая
ДИНКА
Приехав в город, Марина и Катя первым долгом бросились к дворнику Герасиму. Они были уверены, что Динка ночует там. Сонный Герасим объяснил, что в квартире Арсеньевых был обыск, что Костя арестован, а девочка ночевать в дворницкой отказалась. Измученные тревогой за Динку и убитые сообщением о Костином аресте, сестры молча прошли по двору; торопясь и волнуясь, открыли дверь в свою квартиру.
— Диночка! — окликнула Марина, но никто не отозвался на ее голос.
Тогда, переступая через брошенные в беспорядке вещи, сестры прошли в одну комнату… в другую…
— Диночка! Дина! — в страхе звала мать. Она заглянула в кухню, потом снова вернулась в комнату.
— Тише! — остановила ее Катя, к чему-то прислушиваясь.
Марина замерла, глядя сухими тревожными глазами на голые стены, на сдвинутую мебель…
— Дина! — в отчаянии крикнула она.
Под столом что-то зашевелилось, и оттуда высунулась маленькая нога, обутая в белый башмачок. Марина всплеснуло руками и, присев на корточки, подняла край свисающей до полу скатерти: