Динка
Шрифт:
Все эти события дома Динка переживала глубоко и горько. Мечтая о Ленькином возвращении, она верила, что ее друг и товарищ принесет успокоение в их грустный опустевший дом.
Глава 76
Тяжкое прощание
Катя уехала внезапно. Из Тобольска пришло известие, что Костя в дороге заболел и лежит в тюремном лазарете. Никича послали за билетом. Катя молча, без слез, запихивала в чемоданы какие-то вещи, Марина укладывала в портплед теплое одеяло, шерстяные носки, беличью телогрейку. Дети толклись
– Мама останется одна... – доносился до Динки взволнованный шепот Кати.
– Я буду помогать ей, не беспокойся за маму, – серьезно отвечала Алина.
Динка ежилась и, чувствуя себя лишней, смотрела в сад. Больше всего она боялась, что Катя забудет попрощаться с ней, забудет обнять ее, как обнимала Мышку и Алину. И, может быть, никогда уже не придется Динке попросить у нее прощения за все плохое, что она делала, и никогда не придется сказать, что она, Динка, так же любит Катю, как Алина и Мышка...
А Катя, замученная беспокойством за Костю, убитая горем от разлуки со своей любимицей Мышкой, встревоженная мыслью, что старшая сестра останется одна с детьми, действительно забыла о Динке.
Марина, мельком взглянув на младшую дочку, подозвала ее к себе:
– Возьми щетку, почисти вот это платье!
Динка схватила платье – она была рада хоть что-нибудь сделать для Кати.
Платье было серое, шерстяное. Марина готовила его сестре в дорогу. Динка, размахивая щеткой, изо всех сил трясла и чистила это платье, потом, подбежав к матери, обняла ее за шею и взволнованно прошептала:
– Скажи Кате, чтобы она не забыла обнять меня, мама... Я ведь тоже люблю ее...
Марина удивленно вскинула на нее глаза, грустная тень пробежала по ее лицу, и, не найдя других слов, она тихо сказала:
– Катя вспомнит сама...
Но Катя не вспомнила сама. Присев около нее на полу, Марина с горьким упреком зашептала, склонясь над чемоданом:
– Ты забыла Динку... Ты забыла, как она старалась спасти Костю...
Катя закрыла лицо руками.
– Динка, Диночка... – позвала она.
Динка оторвалась от перил, бросилась в ее объятия... Они плакали вместе, крепко обнимая друг друга.
– Я буду хорошей девочкой... – захлебываясь от слез, бормотала Динка.
– Прости меня, прости меня, маленькая, родная моя... – шептала Катя.
На вокзал поехали все вместе. Олега не было. Наступало время охоты, и его сиятельство граф потребовал, чтобы умелый стрелок-лесничий неотступно сопровождал его на охоте... О внезапном отъезде младшей сестры Олег не знал...
Сиротливой кучкой стояли около поезда дети... Катя и Марина молча смотрели друг на друга.
– Я никогда не говорила тебе... но я преклоняюсь перед твоим мужеством, Марина... – не отрывая глаз от лица сестры, сказала Катя.
Марина улыбнулась ей, голубые глаза ее, обведенные темными кругами, просияли. И, как всегда в самые трудные минуты жизни, она твердо сказала:
– Я верю, Катя... Верь и ты...
Когда поезд двинулся, дети бросились за ним... Катя замахала платком.
– Пойдемте, – сказала Марина, положив руки на головы младших детей. – Пойдем, Алина!
Глава 77
Опустевшее гнездо
Снова идут дни... Динка уже потеряла им счет на своих пальцах... По-прежнему прибегает она на обрыв, садится на сухую порыжелую траву и, опустив голову в колени, ждет. И кажется ей, что, пока она так сидит на обрыве, время идет да идет, шумит над ее головой осенними ветрами, окрашивает в желтые и красные цвета листья, покрывает рябью темные волны реки... Динка вспоминает густую сочную траву с колокольчиками, с крупными ромашками, вспоминает белые нежные кувшинки на желтом откосе и, протянув руку, ласково дотрагивается до сухих, мертвых цветов. Ей не жаль уходящего лета. Пусть идет время...
«Пусть скорей идет время», – думает она и медленно плетется домой. Ей нельзя надолго отлучаться из дому. Все изменилось там теперь. Нет Кати... нет Лины... Правда, мама уже не ездит на службу, она целый день проводит с детьми. Накинув на голову платочек, она готовит обед. Алина, Мышка и Динка втроем вертятся вокруг нее, стараясь изо всех сил помогать маме.
– Идите, Никич! Нас много, мы сварим! Отдыхайте! – говорит старику Марина.
Никич, качая головой, смотрит, как все четверо толкутся около плиты, как суп с шумом выбрасывается из-под крышки, как бешено бурлит каша...
– Все поставлено, теперь оно само будет вариться! Пойдем почитаем до обеда! – весело говорит Марина.
Она усаживается на гамак вместе с Мышкой, Алина и Динка устраиваются около нее на стульях. Мышка на особом положении.
– Не давайте ей плакать! – говорит мама. – Она очень тоскует по Кате...
По Кате тоскуют все, но Мышка больше всех... Она часто забирается в свою кровать и, спрятав голову под подушку, тихонько плачет. Но Алина и Динка неусыпно следят за сестрой.
– Мама, иди скорей! Мышка плачет! – взволнованно сообщает Алина.
– Мышка, Мышенька! Вот мама! Мама с нами! Она всегда будет с нами! – обнимая сестру, утешает ее Динка.
– Мышенька! – говорит мама, присаживаясь на кровать. – Катя скоро напишет нам письмо, а летом она приедет! Не плачь, моя голубочка! Мама с тобой...
– И мы тут, Мышка... Вот мы с Динкой... – успокаивает ее Алина.
Никто теперь не претендует на самое лучшее место около мамы, там всегда из-под маминой руки торчит острый носик осиротевшей Мышки.