Динка
Шрифт:
– А шарик где был? – спрашивает Динка.
– Не знаю, где был. Только я как пришел, студент и говорит: «Садись, сейчас чай будем пить! Меня зовут Степан, а тебя как?» А меня, говорю, Ленькой. И сразу бах эту бумажку на стол! Вот, говорю, спугался человек и бросил... Аккуратней, говорю, надо, ведь за это тюрьма. И стал рассказывать, как за эти бумажки дядю Колю арестовали.
– А он что?
– Он – ничего... Бумажку спрятал и молчит, слушает. А потом стал спрашивать, как дело было. Я сказал. Он опять молчит. Налил чаю, нарезал хлеб и давай чего-то между книгами копаться. Тут, говорит, у меня сахар был. И верно, кусок сахару
– А шарик? – нетерпеливо перебивает опять Динка.
– Вот тут и шарик он вытащил из-под книг да как вдарит им по сахару! Я даже подскочил. Разобьете, говорю, такую драгоценную вещь... Я уже его разглядел тогда... Ну, сели чай пить; стал он спрашивать, где я живу да кто у меня есть. И про тебя спросил. Ну, я сказал... И про дядю Колю опять сказал. Он, говорю, может, и сейчас еще в тюрьме... «А фамилию, спрашивает, знаешь?» Знаю, говорю: Пономаренко его фамилия. А он опять спрашивает: «Так кто он тебе был?» А я говорю: «Не знаю кто, чужой человек, а жалел меня, и я его век не забуду...» Ну, так поговорили, попили чаю по три чашки, съели его хлеб... Стал я уходить. Спасибо, говорю, до свиданья... А он все думает о чем-то, потом взял шарик и сует мне в руки. Возьми, говорит, для своей подружки!
– Для меня? – радуется Динка.
– Для тебя, конечно. Я даже покраснел весь – так обрадовался; только как взять – ведь он сахар им бьет! «Бери, бери, – говорит, – я сахар и чернильницей разобью, это мне неважно, чем: был бы сахар». И засмеялся. А я осмелел и опять про ту бумажку вспомнил. «Вы бы, – говорю, – ее к бублику привязали. Голодный человек бублик сроду не выбросит, а бумажку выбросит». Тут он давай смеяться: «А ну как этот самый рабочий мой бублик вместе с бумажкою съест!» – «Не съест, – говорю, – он домой детям понесет, а там вместе с товарищами и почитает». Ну, посмеялись так, а он и говорит: «Приходи запросто ко мне; что у меня есть, тем и поделюсь. Ты, я вижу, славный парнишка! Спасибо тебе, что бумажку подобрал и принес... И о бубликах я подумаю...» – Ленька замолчал и глубоко вздохнул.
– А где же случайный случай? – разочарованно спросила Динка.
– Как – где? Я же тебе рассказал. Вот это он и есть! – засмеялся Ленька.
Глава 18
Первые заботы
Мама опять приезжает вовремя, и все в доме идет по-прежнему. По-прежнему Алина выносит на террасу круглые часы, по-прежнему выскакивают к калитке дети. Вечерами мама читает вслух книгу Диккенса «Большие ожидания». Эту книгу подарил Мышке Гога за то, что она сумела посадить в галошу такого литературно образованного человека, как он. После чтения мама играет на пианино, а Анюта и Алина тихо кружатся по комнате. Анюта стала таким же частым гостем, как Марьяшка: мать ее теперь сидит дома и охотно отпускает девочку к подругам.
По-прежнему весело проходит воскресенье. Лина печет большой пирог, приезжает в гости Малайка... Все идет по-прежнему... Изменилась только Катя. После отказа Виктору и примирения с Костей Катя ожила, повеселела и меньше стала обращать внимания на всякие неприятности.
– Катя совсем не жалуется на тебя, Диночка! Ты, наверное, уже исправилась? – шутит мама.
– Это Катя исправилась, – серьезно отвечает ей Динка.
Мама смотрит на Катю, и обе они смеются. Вечером они рассказывают об этом Косте и смеются все втроем. Но Динке не смешно. В голове у нее теснятся разные мысли... Из рассказа Леньки она вдруг поняла, как трудно заработать деньги. Ей запомнился тяжелый мешок, который мальчик взваливал себе на спину... Она видела, как носят такие мешки грузчики. На висках их вздуваются синие жилы, по лицу грязными струйками стекает пот... Динке жалко Леньку, жалко и студента в рваной шинели... Она думает о запрещенных бумажках, которые подкидывает рабочим этот студент... Засыпая, она видит, как ветер разносит по базару эти бумажки, видит, как Ленька взваливает на свою спину мешок, и сердце у нее сжимается от страха.
– Лень, ты не езди больше в город, – просит она, приходя на утес.
– Да я уж и так сижу... Плохо без билета ездить... – хмуро отвечает Ленька. – Только и тут мне делать нечего... Вчера еле-еле на хлеб наскреб.
Динка смотрит на бледные, запавшие щеки Леньки, на темные выемки под глазами.
– Катя, дай мне фартучек с белочкой, – просит она перед обедом тетку.
– Да ты уже выросла из него! – смеется Катя.
– Да нет еще... Дай мне, а то я очень пачкаю платья, – скромно говорит Динка.
Катя вытаскивает из комода детский фартучек с большим карманом на животе и с вышитой на кармане белкой.
– Вечные у тебя фантазии! – говорит она, пожимая плечами.
За обедом Динка запихивает в карман хлеб, хватает со своей тарелки котлету... Просаленная насквозь белка на ее животе предательски отдувается, и как ни исправилась Катя, а все-таки она сразу замечает и оттопыренный карман, и жирные пятна на Динкином фартуке.
– Что это ты сделала? – с удивлением восклицает она и, морщась от брезгливости, вытаскивает двумя пальцами измятую котлету. – Фу, какая гадость!
– Отдай! – чуть не плача кричит Динка. – Это не гадость, это моя... я свою взяла!
Но Катя уже бросает котлету на грязную тарелку:
– Есть надо за столом! Сними сейчас же фартук, глупая девочка!
Динка молча снимает фартук.
«Наплевать мне на твою котлету! – сердито думает она. – Я завтра с шарманщиком напою сто штук таких котлет!»
И, бросив на стул фартук, она бежит к кукольному ящику, где хранится ее рваное платье.
«Встану раным-рано и пойду... Дзинь-дзинь денежки в шапке! Целую кучу заработаю и принесу Леньке!» – мечтает девочка.
Глава 19
Тяжелый заработок
Жарко палит солнце. Склонив усталые ветки и словно задумавшись о чем-то, стоят деревья; не шелохнется лист, притихли птицы. По лесной дороге, согнувшись под тяжестью шарманки, плетется старик. Рядом с ним, то отставая, то забегая вперед, семенит маленькая нищенка... Крутые кольца волос липнут к ее потному лбу; красные от жары щеки покрыты пылью, синие глаза устало щурятся на солнце, на разбегающиеся от дороги тропинки, на виднеющиеся среди зелени крыши разбросанных по лесу дач.
– Дедушка, нам дадут попить? – спрашивает Динка, облизывая языком губы и поправляя сползающее с плеча рваное платье. – Я попрошу, дедушка, ладно?
Но старик, глядя себе под ноги, молча шагает вперед... Сухое морщинистое лицо его застыло в одном выражении долготерпения и покорности судьбе.
На свету кружатся мошки. Динка отгоняет их рукой и от нечего делать разглядывает приплюснутую шапку на голове шарманщика, изрезанный морщинами лоб, покрытый черными точками бугорчатый нос и свисающие из-под шапки, похожие на желтые лохмотья седые волосы.