Дионисовы дифирамбы

Ницше Фридрих Вильгельм

О высшее созвездье бытия! О вечных символов скрижаль! Ты — ко мне нисходишь? Чего не зрел никто — твоя немая красота — как? взоров не бежит она моих? О печать непреложности! О вечных символов скрижаль! Уж ты-то знаешь, что они все ненавидят, что один ялюблю: твою вечность, твою непреложность! Вечно

разжигает мою любовь лишь она — непреложность. О печать непреложности! О высшее созвездье бытия! — коего не достигает желанье, коего не пятнает ничьё «Нет», — вечное «Да» бытия! Навечно я — твоё «Да»: ибо я люблю тебя, Вечность!

О бедности богатейшего [13]

Прошло десять лет, — ни капли меня не коснулось, ни влажного ветерка, ни росинки любви — земля без дождей... Теперь я прошу свою мудрость, средь засухи этой скупою не быть: излейся сама, сама упади росою, сама стань дождём пожелтевшей пустыни! Однажды прогнал я тучи прочь от моих вершин, — «больше света, вы, скопления тьмы!», сказал им. Сегодня маню их назад: сгустите тьму вкруг меня своими сосцами! — Хочу подоить вас, вы, коровы высот! парную мудрость, росную сладость любви я разолью над землёй. Прочь, прочь, те истины, что мрачно глядят! Не желаю я на вершинах своих горькие, нетерпеливые истины видеть. Златой осиянна улыбкой, напитана сладостью солнца, с румянцем любви, пусть придёт ко мне истина нынче, — только зрелуюистину сорву я с дерев. Ныне я руку тяну к кудряшкам случая, довольно научен, чтоб случай, словно дитя, за ручку вести, и переиграть играючи. Ныне буду я гостеприимен к нежданному, против самой судьбы ощетиниваться не стану — Заратустра не ёж. Душа моя ненасытным своим языком распробовала уже и хорошее и дурное, во все глубины нырнула она. Но всякий раз, пробкой, снова всплывала наверх. Лоснится она на бронзово-смуглых волнах: из-за этой-то души называют меня счастливцем. Кто мне мать и отец? Не отец ли мне принц Изобилье, а мать — радостный смех? Не их ли союз породил меня, диковинную загадку, меня, светлого демона, меня, расточителя мудрости Заратустру? Болен нежностью ныне и влажным ветром, сидит Заратустра и ждёт, ждёт на своих горах, сварившийся и налившийся сладостью в собственном соку, подвершиной своей, подольдом своим, усталый и блаженный, творец на седьмой день творенья. — Тише! Истина проплывает надо мной, словно облако, — невидимыми молниями бьёт она в меня. По широким медленным лестницам сходит ко мне её счастье: приди, о приди, возлюбленная истина! — Тише! Вот она, моя истина! — Из медлящих глаз, из бархатного трепета разит меня её взгляд, милый, язвящий девичий взгляд... Она угадала, в чём моё счастье, она разгадала меня — эй! что это она задумала? — Огненно затаился дракон в бездне её девичьего взора. — Тише! Моя истина говорит! — Горе тебе, Заратустра! Ты похож на того, Кто золото проглотил: тебе ещё вспорют брюхо!.. Слишком уж ты богат, ты, развратитель многих! Слишком многих делаешь ты завистниками, слишком многих делаешь бедняками... На меня саму тень бросает твой свет, — меня бросает в озноб: прочь уйди, ты, богач, прочь, Заратустра, из твоего солнца!.. Ты мог бы всем раздарить свой излишек, но сам ты — излишество! Пойми ты, богач! Сперва раздари себя самого, о Заратустра! Прошло десять лет, — и ни капли тебя не коснулось? ни влажного ветерка? ни росинки любви? Но кто же мог былюбить тебя, ты, богатейший? Счастье твоё всё иссушает вокруг, безлюбыми делает — землёй без дождей... Никто тебе не благодарен. Но ты благодарен всякому, кто у тебя берёт: тебя узнаю я в этом, ты, богатейший, ты, беднейшийиз всех богачей! Ты в жертву приносишь себя, тебя мучиттвоё богатство, — ты себя раздаёшь, ты себя не жалеешь, ты не любишь себя: всё время терзаем великой мукой, мукой переполненныхжитниц, переполненногосердца — но никто тебе не благодарен... Беднеедолжен ты стать, неразумный мудрец, коль хочешь любимым быть. Любят только страдальцев, любовь дают только голодным: сперва раздари себя самого, о Заратустра! — Я — твоя истина...

13

Переводчик И. А. Эбаноидзе.