Дипломатическая тайна
Шрифт:
Лев Вениаминович Никулин
Дипломатическая тайна
НИКУЛИН Лев.
Дипломатическая тайна.
Роман
Не думай, что каждое пятно в горах – это тень, которую отбрасывает камень. Может быть, это спит тигр.
Саади
НИКАКИХ СЛУЧАЙНОСТЕЙ
Узкая
“Роберт Кетль – эсквайр”.
Отняла перо от бумаги, положила в сторону.
Другая рука – смуглая, сухая, вся в синих просвечивающих жилах – осторожно взяла перо и написала внизу каллиграфически тщательно:
“Мирза Али-Мухамед Ол Мольк”.
Рука первого выше кисти пряталась в манжете мягкой шелковой сорочки.
Рука второго – в накрахмаленной белой круглой манжете и в черном суконном рукаве.
Потом обе руки встретились, первая чуть коснулась второй и выскользнула из сухого цепкого рукопожатия.
Роберт Кетль – эсквайр и баронет, королевский посланник в Гюлистане – проводил Мирзу Али-Мухамеда – председателя совета министров Гюлистана – до дверей и еще раз простился, чуть моргнув ресницами.
Мирза Али-Мухамед еще больше согнул тупой угол спины и ушел за порог двери; отступив на шаг, он ждал, пока дверь не закрылась. Потом разогнул спину, провел пальцами по седеющей полосами черной бороде и скользнул мимо третьего из полудюжины секретарей посольства – Перси Гифта. Прошел, шаркая ногами, держа правую руку за бортом сюртука, мимо двух отдавших честь статуеобразных сипаев из Пенджаба.
За ним шел Перси Гифт с рассеянно-почтительным видом, заложив руки за спину. Так он шел до своего автомобиля с гербом Гюлистана (барс и луна), потом постоял, как и полагалось по этикету, несколько секунд в четырехугольном белом, отражающем солнце, как зеркало, внутреннем дворике, пока горбоносый и полуседой человек в сюртуке не уехал, затем повернулся и пошел в дом.
Сэр Роберт Кетль долго держал перед глазами квадратный белый лист с текстом на французском языке и двумя подписями. Потом нажал звонок и сказал в переговорную трубку: “Мистер Гифт”. Затем опять перевел глаза на бумагу и не отрывался до тех пор, пока не постучали в дверь.
– Вы должны быть вечером у Али-Мухамеда, вручить ему этот документ и сказать, что приедете за ним завтра в час, что здесь должны быть еще три подписи и что я напоминаю ему об Абду-Рахиме. Все. Вместе с тем вы должны помнить, что я передаю вам этот документ и что из этого следует.
Перси Гифт взял лист бумаги, сложил его вчетверо и поклонился.
– Никаких случайностей!…
– Никаких случайностей, сэр.
Он вышел.
Королевский посланник отошел от стола, взял длинный хрустальный стакан и медленно отпил из него несколько глотков. Прозрачные льдинки звенели о хрусталь.
Над белым, высоким домом, с продолговатыми окнами стояло желтое пылающее солнце; неподвижный воздух был пропитан сухим зноем. Но в этой большой, полутемной комнате, где стремительно
Сэр Роберт Кетль взял газету. Теперь он отдыхал. Бракоразводные процессы на двенадцатой странице “Таймса”. Приятный и заслуженный отдых.
АБДУ-РАХИМ-ХАН
У него лучшая лошадь в Мирате. Он купил ее у Бужнурского хана и отдал за нее большой загородный дом с четырьмя бассейнами, фонтаном и виноградником. У него автомобиль “роллс-ройс”, цена – десять тысяч кальдар (индийских рупий). У него женщина – чужестранка. Она приехала к нему из Европы и живет в “Гранд-отель д’Ориан”, в квартале миссий.
Человек крови пророка, стройный и смуглый, с сединой в висках, с подстриженными усами; розовые губы, а зубы перекусывают проволоку. Одевается лучше королевского атташе, но на нем нет нитки, сотканной чужестранцами.
Вечером по аллее чинар у дворцовых садов, где катаются дипломаты и принцы, он сидит за рулем “роллс-ройса”, и женщина-иностранка рядом с ним. Секретари из посольства делают презрительное лицо, но только он один на своей машине может взять подъем горной дороги. И когда он в облаке пыли проносится мимо них, вежливо, как хозяин гостей, он приветствует худосочных рыжих юношей из лучших фамилий, приложив два пальца к круглой шапочке из каракуля.
В горах, там, где дорогу местами загромождают камни горных обвалов, он целует нарисованные губы иностранки несколько раз, и вдруг автомобиль бросает в сторону от вынырнувшего за поворотом дороги камня. Так они целуются – одной рукой он обнимает ее, тогда как другая его рука бросает машину вправо и влево, объезжая камни. “Роллс-ройс” точно пьян or ласк любовников. Там, где дорога пропадает в обвале, он искусно поворачивает машину на обрыве, и они возвращаются в город, когда ночь сменяет золотой день без сумерек.
У квартала миссий, прямо против кафе, он тормозит и целует руку иностранки. Она уходит в подъезд отеля и говорит по-французски:
– Сегодня.
Абду-Рахим-хан едет по дворцовому шоссе. Он оставляет машину во дворе министерства и идет вверх по узкой лестнице мимо безмолвных слуг в чалмах и ливреях.
В приемном зале министров, среди двухцветных колонн, сидит человек в европейском платье; высокий, стоячий воротник подпирает бритые, жирные щеки.
Человек подносит руку к зеленой чалме.
– Хаджи-Сеид.
– Здоровье высокопочтимого господина?…
Но Абду-Рахим-хан проходит мимо с лицом человека, внезапно прикоснувшегося к падали.
Его высокопревосходительство Мирза Али-Мухамед в своем кабинете. Здесь у него бесплотное лицо мудреца, бегущего от жизни и презирающего смертных.
– Хорошо, что ты пришел, Абду-Рахим.
– Вы мне назначили в среду. Вы помните, о чем мы сегодня должны говорить?
Мирза Али-Мухамед молчит. Абду-Рахим видит, что рука его лежит на четырехугольном листе бумаги. Он видит последнюю строку, написанную по-французски, ниже – странно-знакомую подпись и ниже – еще подпись. Мелькнула мысль: почему старая лиса прячет эту бумагу?