Шрифт:
Старика Альфонса Лакура и теперь помнят очень многие. Живали ли вы в Париже в эпоху 1848–1856 года? Лакур умер в 1856 году. В течение этих восьми-девяти лет он ежедневно посещал кафе «Прованс». Заберется, бывало, старик в свое любимое кафе часов в девять вечера, сядет в угол и высматривает слушателя. Охотник он был поговорить.
Бывали случаи, что старик слушателя не находил и тогда он удалялся.
Для того, чтобы слушать рассказы старого дипломата, нужно было обладать большим запасом терпения и сдержанности. Дело в том, что его истории в большинстве случаев были совершенно невероятны, но улыбнуться или поднять
В таких случаях старый дипломат гордо выпрямлялся, лицо его делалось свирепым, как у бульдога, и он начал восклицать, изо всех сил упирая на букву «р».
— Ah monsieur r-r-rit? Или:
— Vous ne me cr-r-r-royez dons pas?
И вам ничего не оставалось, как встать и начать извиняться. Простите, дескать, monsieur Лакур, мне пора в оперу, билет купил.
Много было удивительных историй у Лакура. Вспомните, например, его повествование о Талейране и пяти устрицах, или его совершенно нелепый рассказ о второй поездке Наполеона в Аяччо. А помните вы его удивительную историю о бегстве Наполеона с острова Святой Елены? Эту историю Лакур рассказывал всегда после того, как была откупорена вторая бутылка. Старик уверял, что Наполеон прожил целый год на свободе в Филадельфии.
Англичане же этого долгого отсутствия императора не заметили потому, что роль его исполнял граф Герберт Бертран, который был как две капли воды похож на Наполеона.
Изо всех историй Лакура самой интересной была, по моему мнению, история о Коране и курьере министерства иностранных дел. История эта долго мне казалась совершенно невероятной; только после, когда вышли из печати «Воспоминания Отто», я с удивлением убедился, что в рассказе старика Лакура содержалась известная доля истины.
— Нужно вам сказать, monsieur, — рассказывал, бывало, старик, — что я уехал из Египта после убийства Клебера. Я с удовольствием остался бы в Египте. Я занимался тогда переводом Корана и, сказать между нами, подумывал даже о переходе в мусульманство. Меня поражали мудрые предписания Корана относительно брака. Магомет сделал в Коране только одну непростительную ошибку, а именно — воспретив своим последователям употребление вина. Если я не перешел в мусульманство, то только поэтому. Как меня ни убеждал муфтий, я стоял на своем.
Ну, вот старик Клебер умер и его место занял Мену. Я понял, что мне надо уехать. Я не стану, monsieur, хвалиться и говорить о своих талантах, но вы, топ81еиг, прекрасно понимаете, что надо оберегать чувство собственного достоинства. Нельзя же, чтобы осел был выше человека.
И вот, захватив с собой Коран и все мои записки и бумаги, я переселился в Лондон. В Лондоне в это время жил monsieur Отто. Он был отправлен туда первым консулом для заключения мирного договора с Англией. Война между Англией и Францией длилась уже десять лет, и обе стороны чувствовали себя утомленными.
Я оказался очень полезным человеком для monsieur Отто. Во-первых, я хорошо знаю английский язык, а во-вторых, у меня — терпеть не могу хвалиться — выдающиеся дипломатические способности. Жили мы на Блумсберийской площади. О, это было хорошее время! Должен только сказать, monsieur, что климат вашего отечества отвратителен. Но что же вы хотите? Хорошие цветы только под дождем и цветут. Позвольте вам сказать, monsieur, ваши соотечественницы — это чудные, прекрасные цветы, расцветающие под дождем и в туман.
Ну, вот наш посланник, monsieur Отто, страшно много работал над этим мирным договором. Все посольство работало над этим договором. Слава Богу еще, что нам не пришлось тогда иметь дело с Питтом. О, этот Питт был ужасный человек. Францию он ненавидел. Если Франция видела, что против нее составляется какой-нибудь заговор, она могла быть уверенной заранее, что тут не обошлось без Питта. Питт совал свой длинный нос всюду, где можно было подстроить пакость Франции.
Но англичане, слава Богу, догадались удалить этого беспокойного человека от дел правления. У власти стоял гаопя1еиг Аддингтон, с которым нам не приходилось видаться. Министром иностранных дел состоял милорд Хок-сбери. Он с нами больше и торговался.
Вы можете быть уверены, что мы занимались не пустяками. Война длилась более десяти лет, и за это время Франция успела захватить многое, что принадлежало Англии, а Англия захватила то, что принадлежало французам. Спрашивается, что отдавать назад и что удержать в своих руках? Возьмем, например, такой-то остров: стоит ли он, спрашивается, такого-то полуострова? Можно ли отдать остров и взять полуостров? Мы, например, соглашались сделать англичанам такие уступки в Венгрии, потребовали у них таких же уступок в Сиерра-Леоне. Мы соглашались отдать Египет султану, но взамен этого просили англичан уступить нам мыс Доброй Надежды, который вы, господа, отняли у наших союзников голландцев.
Вот таким-то образом, monsieur, мы и препирались с английскими дипломатами. Monsieur Отто возвращался тогда в посольство в состоянии полного изнурения. Иногда он сам даже из кареты выйти не мог; мы с секретарем, бывало, вытащим его из экипажа и уложим на диван.
Но помаленьку дело шло, и, наконец, настал вечер, когда мы и англичане должны были подписать договор.
Теперь я должен вам сказать, что главным нашим козырем в игре с англичанами был Египет. Мы занимали Египет нашими войсками, и это была наша главная карта.
На ней-то мы и играли. Англичанам ужасно не хотелось, чтобы Египет остался за нами. Владея Египтом, мы были хозяевами всего Средиземного моря. И кроме того, monsieur, англичане боялись, что наш маленький, удивительный Наполеон, утвердившись в Египте, двинется оттуда на Индию. Мы знали эти страхи англичан и пользовались этим. Лорд Хоксбери говорит, например, нам: «эту землю мы удержим за собой», а мы ему и отвечаем: «а в таком случае мы не согласны на эвакуацию Египта». И эти наши слова отлично на лорда Хоксбери действовали, и он соглашался на все наши требования. Благодаря этому Египту нам удалось выторговать великолепные условия, нам даже удалось принудить англичан уступить нам мыс Доброй Надежды. Мы, monsieur, вовсе не хотели допускать ваших соотечественников в Южную Африку. История научила нас уму. Ведь если Англию куда-нибудь пустишь, то оттуда ее уж не выгонишь. Мы не боимся, monsieur, вашей армии и флота. Мы боимся ваших младших сыновей и людей, делающих себе карьеру. Ах, эти ужасные младшие сыновья! Мы, французы, заполучив какую-нибудь заморскую землю, сейчас же складываем руки и только поздравляем друг друга. Поздравляем, дескать, вас у нашего отечества есть новая колония. Вы, англичане, действуете совсем не так. Взяв новую землю, вы сейчас начинаете спрашивать: