Директива Джэнсона
Шрифт:
– Надеюсь, вы догадываетесь, почему я захотел с вами связаться, – начал он.
– Думаю, да, – подтвердил доктор Тильсен. – В последние годы правительство Чешской республики, безоговорочно поддерживавшее одни наши программы, к другим относилось весьма прохладно. Мы понимаем, что наши цели не всегда совпадают с теми, которые ставят перед собой правительства отдельных государств.
– Вот именно, – согласился Джэнсон. – Вот именно. Но я тут подумал, а не были ли мои предшественники чересчур поспешны в принятии своих решений. Возможно, существует надежда установить более гармоничные взаимоотношения.
– Мы
– Естественно, если вы обрисуете круг вопросов, которые собирается решать Фонд Свободы в моей стране, я смогу более конкретно обсудить их со своими коллегами и помощниками. Если честно, я пришел к вам для того, чтобы слушать.
– В таком случае, я удовлетворю ваше любопытство и расскажу о наших задачах, – улыбнулся доктор Тильсен.
Говорить – именно в этом и состояла суть его работы, и в течение следующего получаса Тильсен старался изо всех сил, описывая ворох инициатив, программ и проектов. После первых нескольких минут слова превратились в своеобразный звуковой занавес, сплетенный из штампов и заявлений, которые так любят профессиональные идеалисты: неправительственные организации… упрочнение институтов сознательной демократии… приверженность борьбе за нравственные и духовные ценности открытого демократического общества… Отчет Тильсена был подробным и четким, и Джэнсон поймал себя на том, что его начинает клонить ко сну. Натянув на лицо застывшую улыбку, он время от времени кивал, но его мысли были в другом месте. Входит ли жена Петера Новака в число заговорщиков? Не она ли сама подстроила смерть своего мужа? Подобное предположение казалось невероятным, однако чем еще могло объясняться ее странное поведение?
А что можно сказать об этом докторе Тильсене? Он производил впечатление человека честного, добросовестного, трезвомыслящего, хотя и излишне высокого мнения о себе. Может ли такой участвовать в низком заговоре, ставящем целью уничтожение самого главного проводника прогресса в нашем хрупком мире? Джэнсон следил за тем, как оживленно говорил Тильсен, видел его неровные зубы, потемневшие от кофе, самодовольное выражение, с которым он произносил свой монолог, то, как он одобрительно кивал, соглашаясь с собственными аргументами. Неужели за этой маской скрывается зло? Поверить в это было очень трудно.
Стук в дверь. В зал вошла миниатюрная рыжеволосая секретарша с первого этажа.
– Прошу прощения, доктор Тильсен. Вам звонят из канцелярии премьер-министра.
– А, – сказал доктор Тильсен. – Прошу меня извинить.
– Ну разумеется, – ответил Джэнсон.
Предоставленный сам себе, он бегло изучил довольно скудную обстановку зала, а затем подошел к окну и стал смотреть на оживленный канал внизу.
Вдруг у него по спине пробежал холодок, словно ему за шиворот бросили льдинку.
В чем дело? Что-то в поле зрения – и снова какая-то аномалия, на которую Джэнсон инстинктивно среагировал еще до того, как смог ее проанализировать и найти рациональное объяснение.
В чем дело?
О господи! За колоколообразным коньком на крыше дома напротив мелькнула тень человека, распластавшегося на уложенной внахлестку черепице. Знакомая ошибка: солнце меняет свое положение на небе, и тени появляются там, где их не было, выдавая
Джэнсон быстро обвел взглядом мансардные окна дома напротив, ища что-то необычное. Вот оно: маленький участок большого двустворчатого окна вымыт, чтобы в него было удобнее смотреть.
И балка с блоком: она тоже была какая-то странная. Через мгновение Джэнсон понял, в чем дело. Это была вовсе не балка – вместо нее из стены торчал ствол винтовки.
А может быть, все это плод его перегретого воображения? Он видит что-то зловещее в тенях, точно так же как дети превращают корявые ветви дерева в когти неведомого чудовища? Ссадина на темени ныла. Быть может, он испугался призраков?
Внезапно маленький прямоугольник стекла словно взорвался, и послышался глухой треск расщепленного дерева. Пуля вонзилась в паркет. Затем лопнуло еще одно стекло, потом еще одно, поливая дождем блестящих осколков длинный стол.
Штукатурка на стене напротив окна покрылась сетью неровных трещин. Со звоном разлетелось еще одно стекло, и новая пуля ударила в штукатурку всего в нескольких дюймах над головой Джэнсона. Упав на пол, он покатился к двери.
Выстрелы без звука выстрела: пули были выпущены из винтовки с глушителем. Ему уже следовало бы к этому привыкнуть.
И вдруг громкий раскат, прозвучавший странным контрапунктом к бесшумной стрельбе. На улице послышались другие звуки: визг тормозов. Шум открывшейся и закрывшейся двери автомобиля.
А где-то в глубине здания пронзительные крики.
Безумие!
На зал совещаний обрушился настоящий шквал огня. Посланцы смерти вспарывали воздух; одни вышибали все новые стекла, другие пролетали в уже выбитые квадраты. Они вгрызались в стены, потолок, пол. Отражаясь от бронзовых подсвечников, рикошетом разлетались в непредсказуемых направлениях.
Пульсирующий стук в висках стал таким настойчивым, что Джэнсону потребовалось усилие воли только для того, чтобы сфокусировать взгляд.
Думай! Он должен думать. Что-то переменилось. Чем объяснить разнообразие оружия и нападение с разных сторон?
На него охотятся два отряда снайперов. Действующие независимо друг от друга.
Должно быть, на него донесла миссис Новак. Да, теперь Джэнсон был в этом уверен. Она раскусила его с самого начала, а затем играла с ним, как кошка с мышкой. Отсюда озорной взгляд. Она одна из них.
Укрыться от выстрелов можно было только в глубине дома, в одном из внутренних помещений: однако, несомненно, его противники рассчитывают как раз на то, что он бросится туда. А это значит, вместо спасения он шагнет навстречу опасности.
Джэнсон со своего сотового позвонил Барри.
Купер вышел из состояния обычной невозмутимости.
– Чума, Пол! Черт возьми, что здесь происходит? Похоже, новое сражение у атолла Мидуэй!
– У тебя в поле зрения есть кто-нибудь?
– Гм, ты хочешь сказать, вижу ли я кого-либо? Время от времени мелькают. Парочка в камуфляже. Настоящие громилы. Похоже, призыв забыть о войне и заниматься любовью до них не дошел, Пол.