Директор
Шрифт:
– Ты о каких уликах?
Одри хотела было попросить Багби не орать, но решила, что сейчас не время ссориться.
– Об уликах, говорящих о том, что Эдвард Ринальди и Николас Коновер, скорее всего, имеют прямое отношение к убийству Эндрю Стадлера, – терпеливо объяснила она.
– Ну и что же?
– Помолчите, пожалуйста! Дайте договорить!
Не ожидавший от Одри такой наглости, Багби, к ее великому удовольствию, замолчал, и она продолжала:
– Пистолет, из которого убили Стадлера, стрелял на месте преступления, где шесть лет назад работал Ринальди. Этот пистолет тогда не нашли, но из этого еще не вытекает, что тогда, в Гранд-Рапидсе, его прикарманил
– Но ведь сама-то ты так не думаешь? И я так не думаю!
– Вряд ли даже наше совместное мнение убедит окружного прокурора выдвинуть обвинение в убийстве против генерального директора огромной корпорации и еще одного из ее руководителей.
– Я уверен, что на детекторе лжи Ринальди расколется, – заявил Багби.
– Он может отказаться от детектора лжи.
– Уверяю тебя, что согласится, если его обвинят в умышленном убийстве, грозящем ему пожизненным заключением без права на амнистию! – Багби откинулся на спинку дивана, смакуя свои мысли. – Здорово мы их прищучили! – пробормотал он и улыбнулся.
К своему удивлению, Одри поняла, что впервые в жизни видит на лице Роя Багби бесхитростную радостную улыбку. Привыкшая к его злорадным усмешкам и неприятным ухмылкам, Одри не могла в это поверить. Впрочем, радость шла Багби не больше, чем крокодилу. Все его лицо покрылось глубокими складками, как накрахмаленная простыня.
– Коновер откажется от детектора лжи, – сказала Одри. – И вообще, мы еще не знаем, кто из них стрелял в Стадлера.
– Ну и что? Обвиним их обоих в умышленном убийстве, а убийцей будем считать того, кто не успеет покаяться первым.
– Не уверена, что до этого дойдет дело. И вообще неизвестно, выдаст ли прокурор ордер на их арест.
– Так езжай обрабатывать прокурора. Ты же знаешь, как это делается!
– Нойс будет этим недоволен.
– Пошел он к черту! Это наше дело, а не его.
– Все равно, – сказала Одри. – Я пока не уверена. Мне не хотелось бы неприятностей.
Багби начал считать по пальцам левой руки.
– Мы обнаружили, что семя для гидропосева под ногтями у трупа такое же, как на лужайке у Коновера, мы узнали, что с записывающего устройства сигнализации Коновера стерта информация за интересующее нас время, мы выяснили, что в два часа ночи у Коновера сработала сигнализация, и он тут же ринулся звонить Ринальди, мы узнали, что этот псих мог раньше лазать к Коноверу в дом, а теперь мы знаем про пули и пистолет. Чего еще нужно?! По-моему, более чем достаточно!
– Я сначала расскажу обо всем Нойсу.
– Бежишь к доброму папочке? – покачал головой Багби. – Неужели ты еще не поняла, что Нойс не за нас?
– Почему вы так считаете?
– Сама посуди. Чем ближе мы подбираемся к директору «Стрэттона», тем больше Нойс нам мешает. Он не подпускает нас к Коноверу. Не удивлюсь, если «Стрэттон» купил Нойса.
– Да бросьте вы!
– Серьезно! В том, как Нойс принимает сторону Коновера, есть что-то подозрительное.
– Нойс просто боится скандала, когда речь идет о таких видных людях.
– По-моему, Нойс слишком сильно его боится. Потом, вспомни, когда я нагрянул с внезапным обыском к Ринальди, тот успел избавиться от двух пистолетов. Словно кто-то его заранее предупредил.
– Возможно, он выкинул их сразу после того, как они с Коновером совершили преступление, – сказала Одри. – Или Коновер позвонил ему и сказал, что я еду к нему с обыском, и Ринальди на всякий случай тут же избавился от улик.
– Все это теоретически возможно. Но посмотри, как Нойс мешает нам работать,
– Он мой друг, Рой, – негромко проговорила Одри.
– По-моему, ты ошибаешься, – сказал Багби.
Одри промолчала.
4
Особняк Дороти Деврис на Мичиган-авеню в Восточном Фенвике оказался меньше, чем раньше казался Нику, но производил сейчас еще более мрачное впечатление своей готической остроконечной крышей. Внутри его полы из мореного дерева были покрыты багровыми, как кровь, восточными коврами. Темная мебель была изготовлена из красного дерева и во многих случаях покрыта темной парчой. Гардины были задернуты. Ник вспомнил, что Дороти Деврис не хотела, чтобы ткани выгорали на солнце. Ярче всего в доме сейчас светилась бледная кожа его хозяйки.
– Вы, кажется, хотели чаю? – прищурившись, спросила Ника Дороти Деврис. Она сидела неподвижно, как статуя, в обтянутом пурпурной тканью кресле эпохи королевы Анны. [67] На потолке висела тяжелая люстра, но Дороти Деврис и не подумала ее включать.
– Благодарю вас, нет, – ответил Ник.
– Извините, я вас, кажется перебила, – сказала Дороти Деврис. – Прошу вас, продолжайте.
– Я вам уже описал ситуацию в целом. Мы с вами немало поработали, когда продавали «Стрэттон» «Фэрфилд партнерс». А трудились мы для того, чтобы сохранить наследие вашего отца и вашего мужа.
67
Стиль мебели времен королевы Великобритании Анны (начало XVIII в.) отличается простотой и изяществом, для него характерна мебель из орехового дерева с инкрустацией, стулья с гнутыми ножками и т. п.
– Наследие, – проговорила Дороти Деврис. – Какое звучное слово!
В полумраке Нику было не понять, какого цвета на ней платье – темно-серое или темно-синее.
– Шутить с этим не приходится, – сказал Ник, которому показалось, что Дороти Деврис немного повеселела. – Гарольд Стрэттон создал фирму, которая оставила позади другие предприятия отрасли. А создал он ее здесь, в Фенвике, тем самым сообщив всем деловым людям Америки о существовании нашего города.
Дороти Деврис напечатала за свой счет и всем раздавала красочную книгу, в которой воспевались достижения ее мужа Мильтона на деловом поприще. Кроме того, Ник прекрасно понимал, что Дороти не устоять перед разговорами о роли ее отца в мировой истории.
– Гарольд Стрэттон ужаснулся бы при мысли о том, что его любимое детище разберут по винтикам и отправят в Китай. Меня эта мысль тоже ужасает. Это было бы страшной ошибкой, от которой пострадают и Фенвик, и «Стрэттон».
– Вы это говорите мне с какой-то определенной целью? – с непонимающим видом спросила Дороти Деврис.
– Разумеется.
– С какой именно? – спросила Дороти Деврис тоном школьной учительницы.
– Вы владеете частью акций корпорации. Вы входите в состав совета ее директоров. Если вы меня поддержите, мы постараемся убедить остальных не продавать «Стрэттон». А если я буду настаивать на этом один, все подумают, что я просто трясусь за свое место. Поверьте! Эта сделка повлечет за собой страшные последствия. Китайцам совершенно не нужны наши заводы. У них своих предостаточно. Они быстренько распродадут все станки и цеха, а потом – уволят последних оставшихся рабочих.