Директория «Мусорщик». Часть 1. Карантин
Шрифт:
Это всё не может быть явью. Какой-то дурной сон. Как же хочется домой!
Глава 3
До карантина долго идти не пришлось: меня просто закрыли на верхнем этаже этого же здания в комнате, похожей на номер студенческого общежития, со всеми удобствами, рабочим столом и компьютером. Этаж, в котором один длиннющий коридор с ровным рядом дверей в моём распоряжении и огромные окна с торцов. Тихо, словно нет никого. Телефон временно отобрали «на цензурирование». Интернет даже проверять не стала –
На кровати плотно упакованный пакет с гигиеническими принадлежностями, кремами, антисептиками. По запаху всё больше напоминает жидкость для мытья унитаза, чем крем для лица. На столе список веб-обучений и экзаменов, без определения времени и сроков на сдачу. Среди прочего список внутренних номеров для консультаций по вопросам обучения, питания, медицинского обслуживания, цензуры.
Набрать или ещё потерпеть? Наберу, пожалуй.
– Здравствуйте. Очень болит голова и мутит. Запах противный невыносимо.
– Здравствуйте, вы не беременны?
– Точно нет!
– Тогда это с непривычки, сейчас принесу вам лекарство.
Входная дверь на этаж громко запищала и лязгнула при открытии уже через несколько минут. Ко мне без стука вошла милая молодая девушка-врач, чистенькая, маленькая, с небольшим чемоданчиком, похожим на детский набор «Буду доктором», из которого достала планшет, и, пока браслеты и датчики измеряли в моём организме всё, что меряется, она изучала данные и уже знала меня лучше, чем я сама.
– Ничего страшного, акклиматизация.
– Разве эта вонь безвредна для людей? – спросила я, без удовольствия наблюдая, как она набирает лекарство в шприц.
– Почти. Метан вообще практически безвреден. Да и не он это: метан летит вверх, если его не удерживать, и он не пахнет. Это сероводород и органика. К этому привыкаешь, и через полгодика вы перестанете его чувствовать. Вообще, у нас есть правило – носить маску, но не все его соблюдают.
– А как же дети? Их ведь не заставишь маску носить?
– Детей здесь нет, и беременных нет. Здесь разрешено находиться только лицам старше 21 года.
– То есть всё-таки вредно?
– Для детей – да, для вас, если будете в маске, даже полезно!
– Это чем же?
– Физическим трудом и просветлённой миссией во благо человечества.
Я пригляделась к ней: она не шутила, совсем. Девушка-врач действительно считала, что просветлённая миссия полезна для человека!
– Вас сюда за что сослали?
– Меня не ссылали, отца давным-давно сюда отправили за брошенную бутылку, он, когда вернулся обратно, недолго пробыл за стеной. Всё говорил, что свободы ему не хватает, и потом уехал уже добровольно сюда, приезжал всё реже.
– А мама?
– Мама пробовала поехать за ним, но не могла тут и недели – запах и прочее, и без нас с сестрой ей было плохо. Папа, он из радикальных, с ним непросто.
– Это что значит?
– А поучитесь и поймёте. Там, на горе, радикальные живут как в древние века: нечистоты выплёскивают в канавы, расположенные вдоль улиц.
– Зачем?
– Им так нравится, они считают, что это свобода, это естественно и помогает человеку проявляться в его истинной природе. Они таким образом показывают, что люди превращаются в чистоплюев, которые погибнут при первой неприятности, когда природа возьмёт своё и больше не будет стерильных условий. А ещё они считают, что нечистоты – очень сильная жижа, и её наличие рядом придаёт человеку могущества.
– Бред какой. Может быть, они ещё и не моются?
– Нет, радикальные моются. Не моется БОМЖ-группа, но они изолированы ещё выше, почти на самой горе.
– Ничего себе. В резервации есть ещё одна резервация? – усмехнулась я.
– Они опасны, несут на себе много инфекции, насекомых. Это уже самое крайнее проявление отрицания цивилизации.
– Зачем, зачем, зачем?
– Я думаю, это психическое расстройство, но считается, что они имеют право быть собой. Здесь это право реализовано в полной мере. Мы их не трогаем, следим только, чтобы они не рожали детей, хотя я бы их отмыла и лечила, но это только моё личное мнение. Действуем мы здесь все в рамках правил, чтобы себе не думали.
– Я слышала, что такие люди появились лет сто назад. Совсем не понимаю, как можно добровольно на такое идти?
– Я сюда приехала совершенно добровольно, – тихо и немного обиженно ответила девушка-врач. – Вообще-то, укол был с успокоительным, вы не должны уже так остро реагировать.
– Ага, на то, что люди живут в грязи и не моются, я буду остро реагировать, даже если вы мне вколете всю обойму ампул! Наверное, добровольцам за нахождение здесь платят кучу денег!
– Нет, нет и ещё раз нет. Ставки тут даже меньше, чем за стеной. Но в этой директории идут уникальные разработки и есть такие болезни, которых нигде в другом мире не найдёшь.
– Эммм… А можно про это поподробнее?
– Например, здесь сохранился акародерматит, слышали о таком?
– Нет.
– Ну, чесотка, клещи такие крохотные, которые под кожей живут и ходы там строят.
– Под кожей у человека? – удивилась я.
– Да, конечно, и я могу лечить их. – И, увидев, что я не разделяю её восторгов в отношении чесотки, добавила: – Или уникальные эксперименты с крысами, тоже безумно интересные.
– Хорошо, что успокоительное уже крепко взяло меня в свои объятия. Крысы, чесотка, вонь, тошнота – прекрасное начало, не так ли?!
– Простите, – смутилась она, – я пойду, а вы маску надевайте первое время, пока к запаху не привыкнете, она дезодорирующая.
– И очищающая? – Комната перед моими глазами поплыла, краски стали теплее, стулья превращались в пуфы, а карандашница на столе – в вазу с цветами.
– Можно и так сказать, наверное. От запахов же очищает, – продолжила она уже в дверях. – Обед вы пропустили уже, на ужин приходите в столовую, она у вас на этаже. Если сможете, конечно.
– Вряд ли, – всё, что мне удалось выдавить из себя в ответ, или мне это только приснилось.