Дирижер
Шрифт:
Татьяна потрясла пачкой, завернутой в газету. Капитан тяжело поднялся, сунул пачку в карман кителя и кивнул:
– Идем к Рудольфу. Пусть он нас рассудит.
В кабинете директора гостиницы на девятнадцатом этаже работал кондиционер, встроенный в окно. Капитан встал на пути струи холодного воздуха и рассказал, что произошло с ним.
Портновский укоризненно качал головой:
– Ты на градусник смотрел? Одеваться надо по погоде. Бессонная ночь, выпивка, жара – вот и результат! От теплового удара люди в больницу попадают.
– Никогда со мной такого не было.
– Здоровья с годами не прибавляется, ты уже не мальчик.
– Что нам делать? В портфеле были почти все наши деньги.
– В милицию заявите, – съязвил Портновский. – Рыжая права, не хрен деньги в банк тащить.
– Забыл, что из номера украли.
– И в номере держать не дело, – согласился директор.
Он покрутил головой, остановил взгляд на большом сейфе и предложил:
– Вот как поступим. Теперь каждый выигрыш будете сдавать мне на хранение. Обратно получите перед выездом. Ключ от сейфа только у меня. А приносить деньги будете в сопровождении моих ребят – Медведя и Камаза.
Возражений не последовало, и Портновский поднял телефонную трубку:
– Сейчас я их вызову. Покажешь парням место, где шлепнулся. Пусть пошустрят там. Вдруг, кто чего заметил. Портфель не бумажник, в карман не сунешь.
– А сегодня на что играть? – спросила Рыжая.
– Возьмите мою долю. – Портновский двинул обратно принесенный шулерами сверток и предупредил: – Даю в долг!
Глава 10
Шаманов лежал в гримерной на старом промятом диване. Он сосредоточил слух на происходившем в директорском кабинете.
Кажется, дерзкое ограбление на улице прошло гладко. Ни ему, ни сестре с мужем нечего опасаться. Капитан не запомнил деталей обморока и постепенно свыкается с мыслью, что его подвело здоровье. Но с каждым разом карточные мошенники будут осторожнее. С сегодняшнего дня выигранные деньги перестанут хранить в номере, их перенесут в сейф под охраной костоломов. Вывод один – надо прекратить охоту на шулеров. Он предупреждал, что связываться с ними опасно и теперь риск возрастет многократно.
Усталость после ограбления сменилась недовольством. Как вразумить неугомонного Самородова? Когда он остановится? Видно правду говорят – аппетит приходит во время еды, денег много не бывает.
Тревожные мысли мешали Санату концентрировать внимание на окружающем пространстве. Он забыл, зачем с утра примчался в гостиницу и услышал долгожданные шаги только, когда Лия Беридзе подошла к гримерной.
В дверь постучали. Санат вскочил и распахнул дверцу, чуть не сбив девушку. Лия удивленно охнула, защищая рукой футляр со скрипкой. Он покраснел.
Она смущенно призналась:
– Помните, вчера… Я раньше не смогла приехать.
Санат разглядывал девушку и молчал. Без вечернего платья, в белой юбке в мелкую складку и красной блузке, с растрепанной челкой и задорным хвостиком вместо гладко уложенных волос, в балетках вместо туфель на каблуках, она выглядела свойской девчонкой.
Переминаясь на пороге, Лия спросила:
– Я слышала, вас называют Дирижер. Вы где учились?
– Нигде, – односложно ответил Санат.
– Странно. А почему такое прозвище?
Санат пожал плечами.
– А я закончила консерваторию в Москве. – Девушка приподняла футляр со скрипкой и напомнила: – Мы договаривались репетировать.
Санат сообразил, что загораживает проход, шагнул в сторону и жестом пригласил девушку в гримерную. Она заглянула в тесную неухоженную комнату и смущенно сказала:
– Нужен усилитель.
– Да, конечно, – спохватился он. – Пойдем на сцену. До ужина у нас есть время.
Это была его первая сознательная фраза, обращенная к девушке-скрипачке. Он разобрался в своих чувствах к ней. Помимо того, что он в восторге от ее игры на скрипке, ему нравится, когда она находится рядом, разговаривает с ним, смотрит в глаза и смущенно улыбается.
Санат еще в юности познал возможности своего голоса. Меняя тембр, он мог предстать перед собеседником приятным, полезным, умным и даже соблазнительным человеком. Сейчас он непроизвольно выбрал дружеский тон. Так разговаривают старые друзья, которые долго не виделись. Одна-две фразы – и будто бы не было разлуки.
– Если честно, я ждал тебя и задремал, – признался он.
– Я не смогла раньше.
– Ты что планируешь играть? – спросил он.
– Популярную классику и современные песни попробовать хочется. У электроскрипки особое звучание. С ней можно всё! Или почти всё, если ты подыграешь.
Лия не заметила, что тоже перешла на «ты». Голос Саната располагал к доверию.
В ресторане был санитарный час перед ужином. Официантки, в числе которых была и Светлана Ломакина, накрывали столы чистыми скатертями, расставляли приборы, ровняли стулья.
Санат подключил электроскрипку и синтезатор, проверил звучание беглым перебором клавиш и вопросительно взглянул на Лию. Девушка протянула ему ноты и предложила:
– Давай попробуем Каприс № 24 Поганини?
Скрипка легла на ее плечо, смычок коснулся струн. Она заиграла первые сольные ноты. Сначала робко, словно ступая в незнакомую реку. Первые ноты придали ей уверенности, скрипачка стрельнула глазами в партнера, требуя поддержки, и заиграла во всю мощь. Звуки скрипки, усиленные аппаратурой, пронзали пространство, дробились о люстры и трогали дрожью стекло бокалов.
Санат дал девушке время продемонстрировать мастерство и начал аккомпанировать. Музыка стала объемной, насыщенной и словно уплотнила воздух в ресторане. Дирижер не отвлекался на ноты. Он смотрел только на Лию, наслаждаясь видом пританцовывающей девушки, визуальным воплощением экспрессивной музыки. И блаженно улыбался.
Его внимание не укрылось от Ланы. Она обиделась. Ее парень смотрел на скрипачку так, как никогда не смотрел на нее!
После исполнения сложной композиции Лия шагнула к Санату и со смешливым укором заметила: